Дмитрий Евдокимов - Воевода

— А как же! — оживился Михаил.

— Давай я возьму всех наших всадников и пущусь вперёд, навстречу главному полку Пашкова. Истомка уже проведал от своих ертаульцев, что впереди — войско. Увидит всадников и решит, что это наши основные силы, всю свою кавалерию навстречу вышлет. Мы вступим в бой, но особенно вязнуть не станем. По моей команде повернём назад и перед рекой растечёмся вправо и влево, а ты ударишь им в лоб. Казацкие кони к огневому бою не приучены, шарахнутся назад и сомнут свою же пехоту. Как?

— Годится! — принял предложение Пожарского воевода. — Ступай собирай всех всадников. А мы уж тут постараемся их встретить как следует!

Всё произошло точно так, как предположил Пожарский. Встретив дружный огонь и пушек и пищалей, Пашков решил, что перед ним — основное царское войско, остановившее Болотникова на Угре, и отступил. Но тщетно ждали гонцы Болотникова его в Серпухове: Пашков направился в Каширу, а оттуда в Коломну, чтобы соединиться с отрядом рязанских дворян во главе с Прокопием Ляпуновым.

Узнав о нежданной победе своего племянника, Шуйский воспрянул духом. Приободрились и прославленные военачальники, последнее время терпевшие неудачу во встречах с неприятелем. В поход против Истомы Пашкова выступила вся московская знать. Войско возглавили три самых именитых воеводы — Фёдор Мстиславский, Дмитрий Шуйский и Иван Воротынский. Им всем хотелось побыстрее развить успех, добытый Михаилом Скопиным. Однако удалось сформировать только три полка, хотя в них вошли даже все двести стольников, стряпчие и жильцы государя, все служители московских приходов. Все уездные дворяне к этому времени разъехались из столицы по домам, а некоторые присоединились к мятежникам.

У Домодедова в боярскую армию влился отряд Скопина-Шуйского. Но зря он рассчитывал занять достойное место в военном совете. Чванливые воеводы не хотели слушать советов желторотого мальчишки и действовали по старому образцу воинского дела, доверив победителю лишь командование ертаульским отрядом.

Пожарский ехал со Скопиным конь о конь. Тот сумрачно молчал, переживая обиду.

— Не кручинься, князюшка! — ободрил его Дмитрий. — Ты молод, ещё будешь командовать и главным войском.

— Спасибо на добром слове! Да дядья у меня уж очень завистливы, не хотят моей славы. Боятся. Понимают: коль Шуйские утвердились на престоле, то я наиболее вероятный престолонаследник. Государь и так стар, да ещё и с женитьбой тянет. А у Дмитрия и Ивана нет сыновей. Смекаешь?

— Коли так, будь осторожен. Быть наследником престола — судьба незавидная. Редко кто из них до своего часа благополучно доживает, — в задумчивости проговорил Пожарский.

— Эх, князь, будешь сторожиться — славы не ведать! — воскликнул Скопин и лихо пришпорил коня.

Противника они встретили не у Коломны, как ожидали, а значительно ранее, у села Троицкого.

Бой начался с артиллерийской пальбы. Не жалели зарядов ни те, ни другие. Казалось, всё идёт по раз и навсегда заведённому порядку. Однако все планы смешали рязанцы во главе с Прокопием Ляпуновым. Тот, вспомнив атаки польских гусар, решил повторить их манёвр. Используя длинный овраг, тихо подобрался к месту стыка между большим полком и полком правой руки, а затем с отчаянным гиком его всадники промчались в створ между полками, ударили во фланг крайнего полка и, воспользовавшись замешательством, зашли в тыл Мстиславскому. Тот, видать, напрочь забыл уроки, преподанные ему два года назад поляками, и не сумел перестроиться. Тем временем казаки Истомы Пашкова лавой обрушились на артиллеристов и стрельцов. В боярском войске началась паника.

Объединившись со стольниками и стряпчими, отряд Скопина поспешил на охрану колымаги воевод, чтобы спасти их от позорного плена. Отбиваясь от настигавших всадников, Пожарский издали увидел Ляпунова. Тот носился как бешеный по стану врага с плетью в руках и, грозно хохоча, хлестал что было силы разбегавшихся в разные стороны московских дворян. Его примеру последовали и остальные рязанцы. Видя, что сопротивление прекратилось, они вложили сабли в ножны и взялись за нагайки.

— Не хочется зря саблю тупить! — орал Ляпунов. — Бегите, московские свиньи, по своим хлевам. Да передайте Ваське Шубнику, что скоро он отведает моей плётки на Красной площади при всём честном народе. Пусть на чужое не зарится!

Уже к вечеру дозорные Пашкова вновь гарцевали у царского села Коломенского, поджидая подхода основных сил.

Через два дня, под вечер, к Коломенскому подошла рать Болотникова. Иван Исаевич в сопровождении своих атаманов и советников сразу направился ко дворцу, где веселился Истома Пашков со своими приближёнными.

— Что же ты, Истома, договор нарушаешь? — спросил гигант громоподобным голосом, пренебрегая привычными приветствиями. — Я тебя жду под Серпуховом, а ты, глядь, уже здесь окопался.

— Война есть война, всего не усмотришь заранее, — зло огрызнулся Пашков, возмущённый тоном Болотникова. — Пока ты от Ивана Шуйского бегал, я главное боярское войско наголову разбил. Что же, прикажешь сидеть и ждать, пока они снова с силами соберутся?

— Садись-ка лучше, Иван Исаевич, со своими дружками да выпей добрую чашу вина за нашу победу. Завтра будем с тобой в Кремле. Ох же я и высеку от души этого пройдоху Ваську Шубника, — весело произнёс Ляпунов, с бесцеремонным любопытством разглядывая Болотникова.

Болотников грузно сел на скамью, шумно вздохнул, покосился на говорившего:

— А ты кто таков?

— Ляпунов Прокопий. Чай, слышал про такого?

— Слышал.

Болотников помягчел и уважительно поглядел на знаменитого рязанского возмутителя спокойствия. Был Ляпунов хоть и невысокого роста, но почти с таким же могучим разворотом плеч. Чёрные глаза смотрели с озорным вызовом.

— Ты насчёт Кремля всерьёз аль шуткуешь?

— Написали мы московскому миру, чтоб выдали они добром братьев Шуйских нам на расправу. К завтрему ждём ответа.

— А если москвичи не поклонятся? Брать Москву штурмом?

Ляпунов отрицательно мотнул головой:

— Силёнок не хватит. Ты с собой всего тысяч двадцать привёл? Да и у нас с Истомой пятнадцати не будет.

— Так у Шуйского, если вам верить, совсем войска не осталось. Всех разогнали.

— В своём доме и заяц храбрый становится. А вокруг Москвы три крепостных стана, не считая кремлёвских укреплений. Нахрапом не возьмёшь!

— Значит — осада, — размышлял Болотников. — С юга и с запада дороги мы перерезали. Надо бы на Тверь и Ярославль пути закрыть, чтобы помощь ниоткуда не поступала. Но осада — дело долгое. Конечно, лучше бы миром решить, не допустить нового кровопролития. Эх, если бы государь поскорее прибыл... Чего он тянет? Ведь договорились же...