Валерий Есенков - Казнь. Генрих VIII

Должно быть, какие-то знания он приобрёл. В Эрфурте стал изучать правоведение, намереваясь стать юристом, а не монахом, как этого требовал суровый отец, который к тому времени преуспел и составил состояние. Видимо, у юноши был живой ум. На него обратили внимание почитатели древних литератур. Он с ними сошёлся, но увлекался более не благозвучными стихами Вергилия, а трактатами Цицерона, Сенеки и Тацита, а в университете был привержен схоластике.

Ни схоластика, ни трактаты не насыщали его. В душе жила пустота. В этой пустоте клубилась тоска, порой доводила его до расстройства рассудка.

Наконец Лютер понял, что это совсем не тоска, а жажда Бога. Тогда молодой человек презрел наставленье отца и там же в Эрфурте стал августинским монахом.

Монахом Мартин стал образцовым. Чтением душеспасительных книг, постом и молитвами способен был до смерти замучить себя. Всё своё время отдавал этим занятиям. Нередко проводил целые ночи без сна, стремясь исполнить все предписания. Рассказывают, как будто однажды слишком долго не покидал свою келью. Братия испугалась. Дверь была сломана. Он распростёрт на полу без сознания, душевные и телесные силы были крайне истощены.

С важным видом, скрестив пальцы на большом животе, кардинал Уолси нашёл нужным вмешаться в обстоятельный рассказ Томаса Мора:

— Похвальная ревность в служении Господу. Остаётся только желать, чтобы она распространилась и в Англии.

Генрих нахмурился и возразил:

— Больше ревности к Господу — меньше усердия в служении королю. Довольно и обыкновенных молитв.

Томас Мор не стал ни соглашаться, ни возражать, и продолжал свой рассказ обычным, размеренным тоном:

— Джон Стауниц, приор ордена, приятель отца, заметил усердие Лютера и приблизил к себе. Он удостаивал простого монаха долгими беседами наедине. Приор скоро заметил, что ни молитвы, ни истязания плоти, ни ревностное изучение богословских трудов не внесли спокойствия в его тревожную душу, которую не покидали сомнения. Стауниц посоветовал обратиться к трудам блаженного Августина и к Библии. Лютер изучил эти труды, а Библию выучил почти наизусть. Приора ошеломил результат. Лютер увидел Господа могущественным, немилосердным и страшным, искал примирения с ним, но его душа была полна мрака, признавался, что Господь, этот грозный мститель за наши грехи, порой ненавистен ему, не мог без негодования думать о Нём. Приор справедливо нашёл в его мыслях если не богохульство, то гордыню и непростительный ропот. Я думаю, это человек очень умный. Приор не разгневался, не обрёк странного инока на труды покаяния, а повёл его к Евангелию, к посланьям апостолов, к Иисусу Христу, Богу утешения и любви. Стауниц первым угадал, что перед ним человек одарённый и говаривал в тесном кругу, что у этого брата взгляд на все предметы глубокий и что он много нового принесёт святой Церкви. Его уроки не прошли даром. Лютер пришёл убеждение, что единственным условием истинного покаяния может быть только полное доверие к Господу, что спасение приходит только с прочной, безоговорочной верой. С этими мыслями отправился в Рим, пал наземь при одном виде священного города и потом совершил всё, что совершает паломник, и, говорят, в знак смирения на коленях всполз вверх по лестнице Пилата па Латеран. В Риме пробыл долее месяца; конечно, не мог не увидеть, что папский двор превращён в пристанище порока, продажности и злоупотреблений разного рода, но это не поколебало его новой веры. Монах вернулся домой просветлённым, был рукоположен в сан священника, возведён в степень доктора богословия и приступил к чтению лекций на кафедре в Виттенберге. Мартин разбирал Псалтирь и толковал послания к римлянам. В его толкования находили светлый ум, прекрасную подготовку, знание практической жизни, полёт фантазии и горячую страсть проповедника. Скоро внимание к его проповедям стало всеобщим. Любая аудитория оказывалась тесной для всех желающих послушать его. Мор остановился и улыбнулся иронической, но всё-таки доброй улыбкой: — Всё это более или менее достоверно. Так меня уверяют друзья, в письмах из которых я почерпнул эти сведения. Но одна история у всех вызывает сомнение. Сомневаюсь и я и не знаю, стоит ли вам её рассказать.

Уолси перебрал пальцами и не то благословил, не то повелел:

— Продолжайте.

Мор покачал головой:

— Что ж, воля ваша. Только я тут ни одному слову не верю. А передают приблизительно так. Будто бы около этого времени Фридрих, курфюрст Саксонии, почивал в своём замке и увидел удивительный сон. Снилось ему, будто именно этот монах, Мартин Лютер, в Виттенберге на стене одной из часовен начертал несколько слов, начертал так резко и чётко, что Фридрих прекрасно их мог прочитать прямо из замка, к тому же во сне. И когда он стал читать, перо, которым Лютер писал, стало расти, расти и доросло до самого Рима, там коснулась тиары, и тиара заколебалась на голове папы. Фридрих протянул руку, желая ухватиться за это перо, и проснулся. А проснувшись, как видите, свой сон рассказал, и сон стал известен в Саксонии, а потом и в других городах. Лютер же в самом деле сочинил свои тезисы и в канун праздника Всех Святых, когда добрые люди шли в церковь, прибил их к двери часовни. Правда, не могу точно сказать, той ли самой, что проницательный Фридрих видел во сне.

Уолси возвёл взор свой к потолку:

— Господь ведает, как и кому открыть свои тайны, ибо без Его ведома не случается ничего, а потому не нам об этом судить.

Монарх засмеялся:

— Умный человек этот Фридрих. Сам подучил, а потом придумал сей сон и тем взял монаха под своё покровительство. Правду сказать, государственный человек.

Мор смотрел на них и тихо улыбался.

Тезисы напечатали и вскоре доставили в Лондон.

Все трое вновь собрались, как на военный совет, и стали читать.

Начало было таким:

«Поскольку Господь и Учитель наш Иисус Христос говорит: “покайтеся”, то Он тем самым, очевидно, выражает желание, чтобы вся жизнь верующих на земле была постоянным и непрестанным покаянием...»

В общем, при самом тщательном рассмотрении ничего ужасного в тезисах ими не было обнаружено. Поспорили, но очень недолго, об индульгенциях.

Генрих индульгенции осудил. Королю очень не нравилось, что английская плата за римские отпущения утекает мимо казны в бездонные карманы кардиналов и папы.

Мор тоже их осудил. Мор был правовед и философ и не находил ни законного права, на здравого смысла в том, что отпущение грехов можно получать таким простым способом, без душевного покаяния, без поста и молитвы, без ежедневного, ежечасного очищения себя от пороков, приводят к греху.

Уолси был возмущён. Уолси не был ни королём, ни философом, ни правоведом, ни богословом. Уолси был кардиналом, который во сне и наяву видел папскую тиару на своей голове, а будущему папе и кардиналу любые деньги были крайне нужны, и он распространился о сущности индульгенций.