Валентин Гнатюк - Святослав. Хазария

– Правда твоя, Кош, мы тем дружинникам не рыбой, жизнями обязаны. Погоди меня, к плавням спустимся, там рыбы сейчас – только вытаскивай, – ответил голос.

А ещё немного погодя две большие рыбацкие лодки направились к камышовым плавням, где нагуливала жир добрая донская рыба.

Когда рассвело и взошло ярое солнце, град зашумел и засуетился, провожая киевских дружинников, своих спасителей. Многие взобрались на стены и глядели вослед уходящему войску, пока оно не скрылось вдали за клубами пыли.

Проходя берегом Дона, там, где раскинулись поросшие камышом плавни, отражая в своём зерцале высокие старые вербы, Притыкина тьма остановилась. Затрубили рога, и, подчиняясь тому сигналу, дружинники быстро построилась в боевые порядки и, развернув крылья, охватили выход с большого полуострова. Рыбаки, вышедшие поутру на лов двумя лодками, едва заслышав сигнал турьих рогов, мигом вскочили и сбросили холстины, прикрывавшие снасти и плетёные корзины для рыбы. Из-под холстин один за другим поднялись дружинники с тугими киевскими луками, по пятеро в каждой лодке. Расторопные рыбаки уже подавали им зажжённые от заранее заготовленного в котелках огня стрелы, обмотанные у наконечника просмоленною куделью. Горящими птицами, оставляя за собою лёгкий дымовой след, понеслись они в заросли камыша, высушенного долгим зноем до сухого шелеста. Рыбаки налегли на вёсла, направляя лодки вдоль камышовой стены, а лучники посылали вдаль свои огненные стрелы, будто сошедшие из самой Сварги Перуничи. Пока тьма строилась в боевой порядок и охватывала подковой выход с полуострова, стена пламени, подгоняемая свежим речным ветерком, двинулась от воды в глубь полуострова. Койсогам, что таились в камышовых зарослях, ничего не оставалось, как силой мечей своих и отчаянным натиском пробиваться сквозь ряды киевских дружинников из огненной ловушки. С боевыми криками и воем в отчаянном порыве бросились они на русов, и завертелась карусель смертельной сечи, жестокой и беспощадной.

Койсоги – храбрые и умелые воины, а тем паче когда за спиною бушует жаркое пламя и некуда отступить, некуда сокрыться, а только идти мечом на меч, копьём на копьё, кинжалом на кинжал, обретя либо славную смерть в бою, либо жизнь и свободу в широкой донской степи.

И зрел огнекудрый Хорс, не успевший ещё проехать по синей Сварге и половины своего дневного пути, как в огнедышащих плавнях неугомонные люди снова схватились в смертельной битве со звериными воплями и рычанием – рубят, режут и рвут на части один другого. Нет им в сей миг служения прожорливому Яме никакого дела ни до дивной красоты вокруг, ни до звонкого щебета птиц. С досадою кликнул солнцеводитель брата своего Стрибога. Тот пригнал лёгкие тучи и закрыл от божеского взора неразумных людей, безжалостно терзающих друг друга.

Была недолгой сеча, но жестокой. Около половины всей койсожской тьмы полегло на поле битвы, но князю их вместе с самыми отчаянными и дерзкими воинами удалось вырваться из смертельной западни и раствориться в степных просторах Придонья.

Благодарные танаисцы оставили у себя раненых воинов, помогли с почестями похоронить павших, справив по ним горькую тризну.

– Что, темник, будешь теперь торопиться на подмогу князю Святославу? – спросил донской тиун Притыку.

– Эге, брат, плохо знаешь ты нашего князя, – отвечал могучий темник, качая лысеющей головой, – он зело на ногу лёгок, а на сечу крут. Боюсь, что за прошедшие седмицы он уже покончил с Хазарщиной без нашей помощи… – заключил темник с такой грустью в голосе, что тиун почувствовал вину и неловкость.

– Погоди, Притыка, ты речёшь так, будто не твоею тьмою град наш от верной погибели и полного разорения спасён, будто не твои бесстрашные витязи койсогов разбили и в бегство обратили, – искренне возмутился тиун. – Или я неправду реку?

– Да прав ты, брат, прав, только… Эх! – Темник с досадою так хлопнул себя могучей ручищей по бедру, что будь на том месте нога обычного человека, наверняка быть кости сломанной.

Со стороны степи Притыка вдруг увидел два завихряющихся облачка пыли – к граду стремились чьи-то гонцы.

Назавтра Святослав двинулся берегом моря Хвалынского в древнюю столицу Хазарии Семендер. Своим темникам повелел:

– К тем, кто сопротивление чинить станет, применять беспощадную силу, прочий люд мирный не трогать. Золото и прочие богатства брать из дворцов, храмов и торговых домов. Виноградники все извести, потому как упившийся воин уже не воин, да и мирному люду от того вина беды одни и раздоры.

Нежданным Стрибожьим вихрем пронёсся Святослав по Семендеру и Беленджеру, навёл страх на местных жителей, которые разбежались, помня ещё грозные походы русов Олега и Игоря по морю Хвалынскому. Уничтожив сорок тысяч семендерских виноградников, дружина Святослава повернула на закат солнца.

Святослав спешил на помощь Притыке и Дон-граду, сражающимся с койсогами.

– Скоро Ея-река, – молвил ехавший рядом с князем старый темник Издеба, – тут недалече от истока, и река неглубока, её вброд легко перейти.

– Да и окунуться после перехода по степи, пыль и пот смыть, ох и добре будет! – отвечал изрядно вспотевший под жарким полуденным солнцем старый варяжский темник.

Только промолвил сии слова Инар, как подлетел десятник дозорной сотни:

– Княже, впереди, похоже, койсоги, – не более тьмы, уже через реку переправились. Идут без дозоров, потому нас ещё не заметили.

Князь повернулся к темникам, живо сверкнул загоревшимися азартом очами.

– Издеба на шуйцу, Инар – Десное Крыло, я – Сердце. Двигаться буду медленнее, а вы оба борзо обходите и на той стороне реки коло замкните!

Уцелевшие после битвы в донских плавнях койсоги возвращались домой. Койсожский тархан был зол и подавлен, – без добычи, потеряв большую часть своих отчаянных воев, да и ещё не выполнил данное Беку обещание разрушить Танаис. Что сделают теперь с ним Бек и Всемогущий Каган? Тяжелы были думы князя, и даже возвращение домой живым совсем не радовало. Погрузившись в нерадостные мысли, князь кочевников не сразу услышал удивлённо-испуганные возгласы своего окружения, а когда взглянул вперёд, то невольно остановил коня. То, что он увидел, не могло быть правдой, а только горячечным бредом, навеянным злыми духами. Прямо перед койсожским войском, развернувшись полумесяцем, мерно и в полном молчании шла… русская дружина. Впереди на белом как снег коне – предводитель урусов. Но нет, этого не может быть! Но это «не может быть» однажды уже произошло, когда Святослав шёл на Итиль сражаться с хазарским войском и вдруг среди ночи ворвался в Танаис, когда его койсоги уже перехлестнули через стены города. Койсожский князь был в полной уверенности, что Святослав остался в Танаисе. А теперь князь урусов здесь, перед ними…