Валентин Гнатюк - Святослав. Хазария

Дозорные, встречая такие обозы, тут же сообщали о них начальнику, упреждая, как водится, какой купец с каким товаром и куда направляется.

– Купцы киевские Самсон, Мамон и Кубышка, – доложил дозорный полковник Издебе, – направляются двое на Волгу, а Кубышка в Танаис. Везут пеньку, дёготь, меха и воск. По всему, торопятся не столько быстрее товар сбыть, сколько рабов подешевле в завоёванных землях набрать, – добавил полковник.

Увидев княжескую дружину, торговцы приветствовали её радостными криками и маханием рук, а три купца – дородный Самсон, коренастый Мамон и малорослый, лысоватый, с будто приклеенной угодливой улыбкой Кубышка, – спешившись, низко кланялись проезжавшим мимо князю и темникам.

Святослав засмеялся, повернулся к темникам:

– Видите, друзья, как торопятся наши гости? И не помнят небось, как недавно кричали про мир с хазарами, яссами и койсогами. Я так скажу вам: торговцы в час мира – благо, а в час войны – великое зло. Ибо торговцам златые овны милее родной земли. И когда они вам «славу» кричат, слушайте, а плеть наготове держите, чтобы при первом случае дерзости меж ушей стегануть как следует! А что, гости честные, – обратился князь к купцам, придержав коня, – разве отменён мой указ об уплате десятины с товара за позволение торговать?

Засуетились купцы, засмущались. Мамон с Самсоном переглянулись, нервно переминая в руках шапки.

– Дак мы же, княже наш пресветлый, того… э-э-э… мы же, как бы сказать… – замешкались они.

– Для этого к тебе и поспешили! – выпалил шустрый Кубышка, сияя наиугодливейшей улыбкой.

– Что-то десятины в руках ваших не вижу, – нахмурил бровь Святослав.

– Так мы спросить только хотели, кому из твоих темников надлежит десятину отдать и кто в хартии знак о том, что десятина уплачена, поставит, – опять протараторил Кубышка.

Князь, усмехаясь в усы, указал на старшего темника. Потом глядел, как шли торговцы с десятинами к нему, а Издеба ставил княжеский знак на их торговые хартии. И с тем княжеским дозволом спешили потом через Дон к Волге, чтобы поскорей справить дело и не упустить барыш. Многие, накупив пленников, гнали их в греческие полисы, чтобы продать там и вернуться с товарами. Голодные, измученные, – купцы кормили их скудно, – тащились они по дорогам на полдень.

– А скажи, брат Издеба, – обернувшись к старшему темнику, тихо спросил Святослав, – отчего Ворон всякий раз, как купцов встречаем, исчезает куда-то?

– А оттого, княже, – так же тихо отвечал темник, – что купцы – народ особый, для Тайной стражи весьма любопытный, потому как всюду ходят, много видят-слышат, с разным людом общаются. Только к каждому свой подход нужен. Одному достаточно доброе слово сказать да вина греческого налить, и поведает он тебе всё, что знает. Другому только пенязи могут язык развязать или угроза его жизни или товару. Есть и такие, что Руси готовы служить по долгу сердца, как и подобает славянину, только оных среди купцов, прямо скажем, немного найдётся. – Старый темник огляделся по сторонам, не слушает ли кто их разговор, и, убедившись, что остальные кто чуть впереди, кто сзади едут и слов их в конском топоте слышать не могут, продолжал: – Ворона многие из купцов знают, только каждый по-своему. Один с ним знаком как с равным себе заезжим купцом персидским, византийским или хазарским. Другой его за огнищанина принимает, который ему зерно или мёд с воском продавал, кто-то ведает как толмача доброго или охранника. Кто он таков на самом деле, никому из купцов знать не положено, потому и не должны они зреть Ворона подле тебя. Мне о купцах киевских Ворон многое поведал, и то людям нашим, что мной в Киеве оставлены, большую помощь оказывает.

Святослав снова вспомнил старого изведывателя из Итиля и его вроде бы простые слова о том, что каждый на своём месте сражается за родную землю. «Коли б все так мыслили, никакой ворог с Русью ничего бы сделать не мог, – с болью думал князь. – Ведь из трёх встреченных только что купцов один уже с христианским именем, крещёный, значит. Мало того что купец, наживе служит, так ещё и богу чужому. Разве ж будет такой человек о Руси думать? Нет, не будет», – с ещё большей горечью мыслил Святослав.

Иногда встречались на пути дружины кочевники, которые каждому русичу кланялись, давали всё необходимое и с поспешностью славили князя Киевского. «Ну вот, – снова возвращался к своим мыслям Святослав, – с этими проще, эти силу понимают и уважают. Одолел их в бою, теперь, может, и ненавидят, но подчиняются. Да и будут подчиняться, пока Русь сильна, а коли вздумают напасть, то тогда только, когда силы соберут достаточно, но это незаметно сделать не получится. Вот и выходит, что свои самсоны да кубышки опаснее кочевников будут, потому как с подобострастной улыбкой, за обещанные пенязи ударить могут в спину, исподтишка… – Князь опять вспомнил казнённых тысяцких. – Да, без Тайной стражи и впрямь чем дальше, тем труднее. Выходит, и после похода на Хазарию сгодится Ворон, прав Верховный Кудесник. Да на то он и Могун, что грядущее зрит, чему тут дивиться».

Широкобокий корабль купца Димитроса Каладжи, вырвавшись из хитросплетений рукавов волжской дельты, закачался на покатой волне Хвалынского моря.

– Скоро Семендер, – сообщил стратигосу Димитрос, – будем причаливать?

– Причалить, конечно, можно, но ненадолго, думаю, со дня на день здесь появятся воины Киевского князя, – ответил стратигос, внимательно вглядываясь в пустынные берега. – Лучше переждать эти тревожные дни где-то на островах.

Осторожный купец послушался земляка и укрыл корабль на одном из удалённых островов. А через три дня к нему причалило несколько лодий с беженцами из Семендера. Они рассказали, что урусы ворвались в град сразу с моря и с суши и почему-то принялись в первую очередь уничтожать все винные запасы, безжалостно круша амфоры и бочки, а потом растоптали и сожгли виноградники.

– Они прошли как ураган – вырывали, ломали, жгли виноградники под корень, такого мы ещё никогда не видели, даже листа виноградного не осталось! – в ужасе шептали до смерти напуганные беглецы. – Одна радость, что русы не задержались в городе и даже не оставили своих полков. Разграбили дворцы и храмы и убрались.

Когда урусы ушли и беженцы вернулись в Семендер, корабль купца Каладжи тоже причалил к пристани. Это было нелегко, потому что вся городская пристань была забита лодьями и кораблями, что ещё недавно теснились у Итильской пристани. Именно на этих лодьях и кораблях пришла в Семендер часть русов, а другая на конях вошла в город с суши.

Рука у стратигоса благодаря неустанной заботе лекаря хорошо поджила, хотя он ещё носил повязку. Потому, распростившись со старым лекарем и расплатившись с купцом, Каридис отправился со своим слугой дальше по сухопутью, для чего купил коней и воз, на который уложил свои узлы, корзины и свёртки. Нанял надёжного проводника, которого порекомендовали ему местные греческие торговцы, и десяток вооружённых охранников. Торговцам он сказал, что будет пробиваться к Фанагории или в Таматарху, откуда направится в Константинополь.