Валентин Гнатюк - Святослав. Возмужание

Девица, передав подругам серп и приняв у молодого огнищанина колосья, принялась ловкими красивыми движениями собирать Сноп. Сноровисто сплела перевясло и, туго увязав, осторожно, словно младенца, передала Сноп подругам. Те украсили его цветами и лентами, бережно уложили на повозку и повезли в град. Вслед за повозкой с песнями последовали и девицы с юношами. Юноши встретили Даждьбожью Боярыню с музыкальными инструментами у края поля и, наигрывая, сопровождали её. Молодой огнищанин, будто завороженный, пошёл за праздничной гурьбой.

– Вышеслав! Вышеслав, ты куда? – окликали его два младших брата, но Вышеслав не слышал. Он только смотрел во все глаза на Даждьбожью Боярыню и чувствовал, как меж ним и ею протянулась невидимая нить, и не желал прерывать эту волшебную связь единения, блаженства, счастья, восторга и ещё чего-то неизъяснимого и колдовского.

– Младоборушка, Овсенислав, подите сюда, не замайте братца. – Голос матери заставил озадаченных отроков вернуться к родителям и деду, что стояли у края своего поля, напротив того места, где только что был сжат священный Сноп.

Киевляне, слыша весёлое пение, звуки кимвал и гудение дудок, выходили из домов встречать Первый Сноп, который везла красивая, как сама Лада, девушка. Вокруг повозки шли её подружки и юноши, которые на ходу плясали и подпевали.

Киевский люд встречал их с ликованием и провожал к Мольбищу. Подъехав к Перуновой горе, девушки сняли Сноп, отнесли к кумирам и, кланяясь ему, стали петь:

Стоявшие рядом волхвы и их молодые ученики дружно подхватили:

Люди несли на Мольбище цветы и колосья, а наместник Великого Могуна правил требы богам. И у каждого в этот Даждьбожий день был колос в руке, люди ходили наряженные, а девушки украшали волосы ромашками или венками, сплетёнными из колосков с васильками, маками и полевым горошком.

Принеся жертвы богам, и прежде всего Даждьбогу, люди шли по улицам, собирались на площадях и Торжище, где уже звучало обращение Киевского тиуна к горожанам помочь в уборке жита-пшеницы.

– Люд киевский, не мне вам говорить, что день жатвы год кормит, потому надо помочь огнищанам. Завтра все, кто может послужить Даждьбожьему делу, идите на поля, не дайте ни зерну из даров щедрых пропасть!

Тиуны Подола и городских окраин также собирали жителей на сходы и решали, кто будет жать, кто готовить еду для жнецов, кто возить с поля снопы, кто доставлять еду и воду в поле. Привычно порешив все дела, расходились праздновать да готовиться к завтрашнему святому трудовому дню. Греки, зная, как любят кияне повеселиться, открывали свои винные дома.

В Ильинской церкви в тот день были отворены двери, слышались молитвы и пение, – христианские пасторы также освящали Первый Сноп. Там стояли варяги, византийцы и другие христиане. Некоторые кияне заходили из любопытства, смотрели, слушали, а потом опять шли на Торжище.

Целый день ходили кияне, пили, гуляли, радовались, и было на Руси веселье всю ночь напролёт до самого восхода Хорса.

Утром люди опять собрались на Мольбище, чтобы встретить огненного бога славой и пением:

И только потом расходились по домам и ложились спать. А с обеда уже было радостное оживление и вжиканье серпов по точильным камням – все готовились к жатве.

На другой день выходили работать в поле и жали до полудня, потом обедали, отдыхали и вновь продолжали трудиться. Маленькая Овсена вместе с такими же и постарше ребятишками с Подола, нагруженные узелками да горшками с едой и холодным – из погреба – квасом, деловито по-взрослому рассуждая о погоде и жатве, спешили в поле, гордые своей причастностью к столь большому и важному делу.

– А мой тато, – говорил с важностью худощавый и долговязый мальчишка, – вот такой огромный воз снопов повёз, ни у кого столько на один воз не поместится, вот!

– Была бы у моего татки лошадь такая сильная, как у твоего, так он бы и больше увёз, – возразил второй, поменьше ростом, весь в конопушках, с рыжими, будто огонь, волосами.

– А мой тато зато в кузнице серпы куёт, возы ладит и коней подковывает, без него вообще никто не мог бы жать и снопы возить, – отвечала маленькая Овсена.

Дорога пошла вверх, и дети, прекратив спор, с пыхтением стали одолевать подъём.

Весело катились возы со снопами, весело звенели в поле песни, и с ними трудная работа ладилась, и усталость тела была приятной, рождая в душе светлую радость. Ибо нет для славянина большего счастья, чем мирный труд на своей земле!

Когда кудесники разошлись и они остались одни, Святослав тоскливо взглянул на пустую тропу.

– Ждать целую седмицу, это так долго! – вздохнул он.

– Может, Свенельд и раньше приедет, – отозвался Велесдар.

– А как мы узнаем, что он приехал, надо будет к Перунову дубу наведываться?

– Нет, никуда ходить не надо, Великий Могун пояснит ему дорогу прямо сюда. А мы с тобой давай пока крышу на избушке подправим, навес для дров подновим, а то одному мне не справиться, да и время незаметно пройдёт.

После лазанья по вековым деревьям для Святослава было сущей забавой вспорхнуть на крышу избушки, уложить там снопы камыша, спрыгнуть на мягкую траву и вновь забраться наверх. Старик исподволь любовался его движениями.

«Добрый воин будет! – с теплотой думал он. – Впрямь как молодой пардус!»

Старик с удовлетворением отмечал, как стремился Святослав проявить молодую силу, первым ухватиться за тяжёлый край бревна, сбегать с деревянным жбаном за водой, обтесать топором нужную колоду. Одновременно с радостью в душе старого волхва поселилась печаль от скорого расставания, и он втайне благословлял каждый день, подаренный ему богами, покуда княжич оставался в лесу.