Николай Кочин - Князь Святослав

Иоанн Цимисхий распрямился и закричал:

- Ты - исчадие ада… Вероломный отщепенец, забывший стыд и совесть…

- Совесть у нас с тобой такова, что выдержит любую тяжесть.

- Но ведь есть же, чудовище ты, верность государю, вере, отечеству…

- Ах, государь! Как не стыдно тебе говорить о верности ромеев. Едва они посадят василевса на престол, как уже замышляют низложить его. Недаром другие называют нас матереубийцами, ехиднами, «детьми беззакония».

- У тебя такой тон, точно ты со своим князем уже победили меня. Однако у нас хватит сил, чтобы выгнать эту разнузданную орду из пределов нашего государства…

- Не хватит, - твёрдо прервал его Калокир, и в глазах его Цимисхий прочитал злую насмешку. - У тебя нет армии в государстве… Своего лучшего военачальника ты отправил из Европы в Азию…

Иоанн Цимисхий нервно задрыгал ногой… Глаза его расширились, губы дрогнули.

- Лжёшь, патрикий. Это тебе не может быть известно…

- Мне это стало известно скорее, чем тебе…

- Значит есть твои соглядатаи здесь, в моих покоях… Ложь! Ложь! - закричал Иоанн. - Ты хочешь запугать меня. Но это тебе не удастся…

- Нет удастся… Вот я напомнил о посылке тобою Склира в Азию, и ты теряешься. Сказал о моих соглядатаях в Священных палатах - и ты испугался. Но если я откроюсь тебе, что сын ослеплённого тобою куропалата, Варда Фока, уже провозгласил себя василевсом на Востоке - и ты придёшь в ужас…

И в самом деле Цимисхий согнулся в кресле, точно от боли и даже спрятал от Калокира лицо…

Из-за дверей тихо на цыпочках вышел паракимонен Василий, с окаменелым испугом остановился подле Цимисхия.

- Василевс не здоров, - сказал он Калокиру. - Дайте ему выздороветь и тогда…

- Тогда будет поздно, - прервал его Калокир. - Тогда вы соберёте войско и разговаривать будете иначе…

Цимисхий поднял руку, и паракимонен удалился…

- Значит это твой происк, патрикий… Подбить Варду Фоку на восстание… Ударить меня в спину… Какая низость… Какая низость.

- Это не низость. Обмануть врага - это называется дипломатией…

Василевс выпрямился:

- Но вы не все знаете… У меня мощный гарнизон под стенами столицы…

- Полно, государь… Начальство над ним отдано ленивому и пьяному магистру, которому я через подставных лиц доставляю вино и девок и знаю в лицо каждого солдата и ни один из них пальцем не шевельнёт, если мы подойдём впритык к самым стенам Константинополя.

- Какой ты, однако, мерзавец. Но ведь есть же хорошие люди на свете…

- Самые лучшие люди так далеки от нас, как мы далеки от просто хороших… Все эти слова: благородство, идеал, совесть, просто фиговый лист… А фиговый лист у нагой статуи самое неприличные место, а не то, что скрыто под ним… Время истекает, владыка, если я не вернусь вечером к Святославу, он будет у самых ворот Константинополя…

- Как быть? Как быть, - шептал Иоанн.

- Дело сделано и нечего об этом рассуждать, как говорят азиаты, когда отрубают голову не тому, кому надо…

- У тебя, патрикий, есть соображения относительно договора?

- Мои соображения только упорядочение мыслей, высказанных мне устно князем. Русские не любят многословной писанины.

Калокир высказал пожелания Святослава, и Иоанн Цимисхий принял их. Выработали временное соглашение, которое Калокир доставил Святославу.

Святослав посоветовался с дружиной. Та приняла предложение Цимисхия о мире и не прочь была прекратить войну. Дело в том, что силы русских истощались. Их становилось всё меньше и меньше. Святослав понимал, что с поредевшим русским войском, если даже и прибудет в столицу Византии, не удержит её. Союзники: венгры и печенеги были ненадёжны. Рассыпавшись по окрестностям Фракии и Македонии, никем несдерживаемые, они всего меньше думали о пользе и славе русской, проводя время в пьянстве и грабежах местного населения. Они то и дело нарушали планы Святославу, старающегося внести в этот хаос хоть какой-нибудь порядок и успокоение. Отдельные отряды славян - болгар и русских не раз вступали в стычки с мародёрами.

Святослав согласился с тем, чтобы подписание договора о вечном мире было отложено до весны. О том просил василевс. Он мотивировал это спешными своими заботами о свадьбе, об укрощении мятежников, тем, наконец, что сам хотел лично принять участие в выработке текста окончательного договора. А это будет возможно только весной будущего года, когда он освободится от всех забот. Святослав великодушно согласился на это. Тем более, что князь хотел до весны привести в порядок свои государственные дела. Временное соглашение его устраивало.

Византийцы признавали законность владений Святославом всех славянских земель. Он получал огромный выкуп за все земли и города, захваченные на территории Византии, получал на каждого своего воина вознаграждение, которого хватило бы содержать и прокормить в течение всех лет войны с греками. Получал новые льготы на право русских купцов беспрепятственно, нестеснительно и беспошлинно, пользуясь рядом привилегий, вести торг на рынках Константинополя и Византии вообще. Детальное урегулирование всех прочих дел и претензий князя (а они были) должны быть предусмотрены окончательным договором о мире. Съезд назначен был на последние дни пасхи следующего года. И слушая, как читали текст договора, князь думал о том, как много предстоит мирных дел по устройству своей огромной страны, понадобятся дельные помощники и следовало бы в первую очередь пригласить просвещённых греков, и привиты русским желание обзаводиться школами и новой верой. Вопрос о новой вере для себя Святославом был решён. Но сперва он хотел подготовить к этому приближенных и дружину.

Иоанн Цимисхий был рад такой развязке, ибо и на Востоке положение дел было неблагоприятным. Узнав о приближении Святослава к столице, сын куропалата Льва Варда Фока решил, что это и есть самое удачное время для свержения Цимисхия, отправился в Каппадокию и провозгласил там себя василевсом. Он объединил вокруг себя всю обиженную Цимисхием родню Фок, и так как был очень богат, нашёл наёмников, собрал войско, наградил своих приближенных титулами и чинами. Он ловил, сажал на кол и ослеплял всех сторонников и ставленников Цимисхия в Азии, грабил их имения, сжигал дома, разорял земли… Это держало Цимисхия в постоянном беспокойстве.

Но когда Святослав отошёл от Константинополя, Иоанн Цимисхий вздохнул свободнее. Весь дворец ликовал, потому что перед этим гибель казалась почти неизбежной. Теперь царь целиком отдался борьбе с новоявленным василевсом. Сперва он послал ему письмо, обещая прощение и свободу, имения и имущество оставить в неприкосновенности (а на самом деле лелея мысль схватить и пытать своего соперника по трону). «Советуем вам пробудиться от исступления, - писал Цимисхий в этом письме, - и немедленно воспользоваться даруемой милостью. Если же будете сражаться и усиливать возмущение, то после пожалеете о своём безумии, когда, по силе законов, осудят вас на смертную казнь».