Алексей Салмин - Буря на Волге

Ильинична, проводив их долгим взглядом, подумала: «Наконец-то, кажись, все уладилось...»

Она облегченно вздохнула, оставаясь дома хозяйничать.

Шел июнь 1921 года. Весна в Поволжье была ранней. Как только сошел с полей снег — высохла земля: дождей не было. Хлеборобы с тоской смотрели на мутное небо, выискивая там желанную дождевую тучку. Но нет! Кругом колыхалась серая мгла, по земле стлался сухой туман, а ветер приносил с полей запах гари, точно чудовищный горн выдыхал раскаленный воздух, сжигавший остатки хилых всходов.

— Видимо, помирать с голоду, — тяжко вздыхали мужики, осматривая свои выгоревшие дотла полоски.

На помощь государства трудно было рассчитывать: война съела все запасы. Не все, конечно, тужили и убивались горем. Некоторые, затаив радость, собирались кучками и толковали на досуге.

— Вот будет теперь земли приволье... Паши — не хочу! — говорил Хомяк, стоя у двора Расщепина.

— Хватит нам, — ехидно улыбался его друг, поглаживая длинную бороду.

— Погляди-ка, опять сегодня сколько уезжают, почитай, половину деревни очистили, — махнул рукой Хомяк, указывая на столпившихся около пристани и перевоза переселенцев.

— Куда их черт потащил?

— Знамо куда, в Сибирь-матушку.

— То-то... Наверное, там всего для них припасли и давно ждут, когда ваши голодранцы придут. А они-то думают, как через Волгу переехал, так тебе и Сибирь. Нет, брат, пока до Сибири дойдешь, целый воз лаптей разобьешь. В прошлые времена тоже уходили, да только все на дороге подыхали. И им не миновать, — ворчал Расщепин

— Туда и дорога, — заключил Хомяк.

Они были озлоблены на своих односельчан. У Расщепина его же работники отобрали все хозяйство на Волге: лодки, невод и даже плес. Хомяк изо всех сил старался - помогал белым, а остался ни при чем. Федор Иваныч лелеял мечту о том, что сын его, вернувшись офицером, займет пост пристава, а сам он станет волостным старшиной. Но сын с войны не пришел, не вернулась и власть помещиков.

При всем этом Расщепин с Хомяком голов не вешали и даже радовались, что сумели сохранить порядочные запасы хлеба в таких надежных тайниках, что даже продотрядники и свое время не могли до них докопаться. Теперь они за бесценок скупали скот у мужиков.

— Ты, Петрович, слыхал? — спросил Хомяк.

— А что, новости есть? — заинтересовался Расщепин.

- Ну, брат, ты совсем от жизни отстал... Разверстку-то - долой!

— Правда?!

- Вот те и правда! Теперь продналог будет.

— А он, может быть, еще крепче нас затянет?

— Как бы не так! Он вдвое меньше, я земли засевай сколько хочешь. И работников, слышь, нанимать разрешили. Чуешь, куда идет... Выходит, без нас у них опять ничего пс получается, — торжествовал Хомяк, выпячивая живот и поправляя поясок.

— Постой-ка, никак еще кто-то заколачивает окна? — устремил вопросительный взгляд вдоль улицы Расщепин.

— А разве не видишь, твой бывший батрак, активист Чилимка... Ему тоже туда гласит дорога... Вчера только вернулся, уже заколачивает свою лачугу.

— Вряд ли в Сибирь черт его унесет. Чай, в Казани у своей зазнобы приютится. Помнишь, в восемнадцатом году все в шинели ходила по деревне да моих работников мутила, — сказал Расщепин.

— Как не помнить, таких тварей век не забудешь.

Чилим действительно приехал в деревню, но не для того, чтобы поселиться здесь. Он решил забрать из дома пожитки, которые не смогла увезти мать. Забивая последние гвозди в дверь, Чилим подумал: «Да, хорош у нас вид, да невесело жить». Долго прощался с Волгой, вздохнул и, взвалив узлы на плечи, отправился к пристани. В городе Чилим начал сразу же искать работу. Эта оказалось не так просто. Куда ни приходил на производство, первым долгом спрашивали: «А что вы умеете делать?» После ответа следовал отказ, и Чилим шел с поникшей головой на квартиру.

Решил он тогда навестить старого приятеля Дернова. Завидя гостя, Дернов пошел навстречу.

— А, друг любезный, Василий Иваныч, здравствуй! — крепко нажал руку Дернов. — Ну, как поживаем, чего поделываем?

— Баклуши бьем, Тихон Кузьмич, — кисло улыбнулся Чилим.

— Как так?

— Эх, Тихон Кузьмич, не везет мне, нигде не могу устроиться на работу. Пришел к вам, может, посодействуете?

— А на какие производства ты ходил?

— Был у Козлова, у Кроля... Все говорят, свертываем производство.

— Эх, Василий Иваныч, ты совсем не туда ходил. Это же частники! Да, они действительно свертывают свое производство, а тебе нужно устраиваться на государственное предприятие. Ты как здоровьем, ничего себя чувствуешь? Черную работу выполнять сможешь?

— Какую угодно, только бы работать.

— Знаешь чего, Василий, у меня есть знакомый инженер по фамилии Секлюцкий. Он городскую канализацию прокладывает. Если хочешь на земляные работы, возьмет.

— Куда угодно, талью бы работать, — обрадовался Чилим.

— Если так, то дело обстоит проще. — Дернов вытащил листок бумаги и быстро начал писать. — На вот, иди, и завтра же будешь работать.

— Благодарю вас, Тихон Кузьмич...

- Постой-ка, чуть было не забыл .. Ты на бирже труда записался?

- Нет еще.

— Эх, голова! Туда нужно обязательно записаться. Они бывших красноармейцев должны посылать на работу наравне с членами профсоюза и в первую очередь. Секлюцкий-то тебя и так возьмет, но ведь эта работа временная, а туда все-таки сходи, запишись.

— Обязательно! — крикнул, уходя, Чилим.

На следующий день он вернулся домой в самом веселом настроении и сказал Наде, что теперь он рабочий человек.

— Не беспокойся, на земляных работах я временно, а потом, может быть, подыщется и другое дело, — успокаивал он.

- А я и не думала беспокоиться. Чего только делать не приходилось, когда в госпитале на фронте была.

Работа у Секлюцкого была сдельной: платили с выработки. Чилим начал зарабатывать хорошо, но через два месяца работы закончились, он получил расчет.

Однажды за вечерним чаем Надя обронила:

- Как я свежей рыбы хочу...

Чилима задело за живое.

— Завтра же пойду наловлю.

— И я с тобой! — закричал Сережа, подбегая к отцу.

— Я ведь рано пойду, ты еще будешь спать.

— Нет, не буду.

— Да возьми уж, — шепнула Надя.

— Ладно, ладно, Сереженька, пойдем. Мы бы и мамку взяли, да некогда ей, там у нее хворые лежат.

— В воскресенье все вместе пойдем. Думаешь, мне неохота посмотреть на Волгу? — сказала Надя.

— Знаю, знаю, милая, — вздохнул Василий.

А утром, как только Чилим пошевелился в кровати, Сережа тут же вскочил:

— Видишь, я не сплю!

— Да тише ты, мамку разбудишь, — проворчал отец.

Быстро забрали мешок, припасенный с вечера, и удилища. Долго шли зеленеющими лугами по узенькой тропинке, которая вела к берегу Волги. Для Сережи здесь все было новым, интересным. Косые лучи только что появившегося солнца заливали ярко-красным светом росистые луга. Над мелкими озерками вставал розовыми облачками туман. Лягушки квакали вразнобой. Сережа уже устал и плелся сзади, запинаясь за кочки и кустарники.