Алексей Салмин - Буря на Волге

— Присаживайтесь, присаживайтесь к столу, — пригласила она гостей, подвигая стулья, и скрылась на кухню. Оттуда она внесла поднос с закусками.

— Товарищи, что же это вы эксплуатируете женщину! — крикнул Дернов, выскакивая из-за стола и принимая из рук Нади поднос.

Надя расставила на столе тарелки с жареным сазаном и картошкой, со свежими огурчиками. Чилим наливал в стаканы спирт.

— Ну, за наших молодых! — подлив стакан, провозгласил Дернов. — А ведь и в самом деле, Вася, когда будет свадьба, наверное, и меня пригласишь?

— Обязательно, Тихон Кузьмич! Вы будете посаженным отцом, у меня ведь нет отца, у нее тоже.

Но в это время прибежал от дворничихи Сережка и со всего разбега вскочил на колени Чилиму, крича:

— Мой папка! Папка пришел!

— Ну, я оказывается промазал... Вы уже детей имеете, а я собираюсь пировать на свадьбе, — притворно сокрушался Дернов.

— Давно, еще до войны огоревали... — улыбаясь во всю физиономию, сказал Чилим, прижимая к груди малыша.

— Ну и ну! — воскликнул Дернов, — А все-таки ты, Василий, обманул меня. Помнишь, когда ехали на фронт по Сибирской дороге, ты просился повидать мать, а, наверное, ехал вот к этой мамаше.

— Эх, Тихон Кузьмич, чего греха таить, конечно, ехал к ней.

Ланцов с Ильясом и Бабкиным сидели молча и трудились над сазаниной с картошкой и огурчиками. Дернов перевел взгляд па них и спросил:

— Ну, как, волжане, закончили с белыми на Каме?

— Всех белых и Колчака пропили, — сказал Ланцов. — Много бойцов и командиров потеряли, но долг свой выполнили. Жаль, конечно, много людей погибло, погиб и наш славный командир и комиссар Николай Григорьевич Маркин.

— Да, вы очевидцы всего этого, расскажите, как это получилось, — попросил Дернов.

— Прошли мы Тихие горы, Ижевск, уже недалеко был Пьяный Бор, а у нас снарядов оставалось маловато, да и сухопутные войска поотстали, пришлось встать на якорь — дожидаться, пока подойдут сухопутные части, да и снаряды доставят. Ну, стоим, отдыхаем после боя. Накануне 30 сентября, мы крепко всыпали белякам. Ночь на 1 октября прошла спокойно. Утро было тихое, над Камой еще не рассеялся туман. Вдруг слышим - на канонерке «Ваня-коммунист», заскрежетала лебедка, поднимают якорь. Думаем, сейчас будет сигнал двинуться всем судам, но нет. «Ваня-коммунист» пошел один вверх по Каме. Конечно, если бы пошла вся флотилия, этого случая не произошло бы. Но, видимо, быть тому греху, на всякий час не спасешься. До этого в каких переплетах ни бывали, а всегда выходили с победой. И вот как ушел «Ваня-коммунист», так мы больше его и не видали. Слышим через некоторое время — пошла отчаянная стрельба на Каме, и вдруг среди пушечных выстрелов слышим тревожные гудки «Вани-коммуниста». Миноносец «Прыткий» поспешил на помощь к месту боя, но было уже поздно. «Ваня-коммунист» горел, снаряды на нем рвались, матросы прыгали в Каму. А Николай Григорьевич уже был убит осколком от разорвавшегося снаряда, как рассказывали оставшиеся в живых матросы.

Оказалось, что товарищ Маркин пошел в разведку, а белые у Пьяного Бора поставили на берегу сильную батарею, да так ее замаскировали, что с Камы никак ее нельзя было разглядеть. Когда «Ваня-коммунист» подошел почти вплотную к этому месту, белые открыли ураганный огонь. Ну, само собой понятно, тут уж спасенья нет. Может быть, он и ушел бы, да первыми же снарядами был пробит штуртрос, а без руля-то, брат, недалеко уйдешь. Узнав об этой трагической гибели, матросы II красноармейцы стали пасмурны. Да, тяжело было переживать такую утрату. Долго матросы говорили: «Не командира Волжской флотилии мы на Каме похоронили, а родного отца», — закончил Ланцов, утирая набежавшую слезу.

Во все время рассказа Ланцова Надя смотрела на него немигающими глазами, а когда у Ланцова задрожала верхняя приподнятая губа с маленькими русыми усиками, она перевела свой взгляд на стол и начала передвигать тарелки.

Наступило молчание.

— что ж вы, товарищи, приуныли? Ничего не поделаешь — война... — сказал Дернов, поднимая стакан.

Все выпили. Разговор как-то не клеился. Чилим сказал Наде:

— Надюша, ты что же дядю Aгафона с Марьей Ивановной не пригласила?

— Как же, звала, — ответила Надя, оглядываясь на дверь.

В это время вошла женщина с узлом.

— Тут, что ли, Белицины-то живут? — спросила опа, крестясь в угол, на Бабкина.

— Мамаша! — крикнула, вскакивая, Надя, а за ней поднялись все приветствовать приехавшую из деревни Ильиничну.

— Ух, заморилась, — сказала она, ища стул, чтобы присесть.

— Вот сюда, мамаша, присаживайся поближе к столу, — сказала Надя, пододвигая ей стул.

— Что ж вы это, голубчики, когда из дома уходили, сказали — скоро вернемся, а и теперь, видно, не собираетесь? — укоризненно покачала головой Ильинична. — Ну, слава богу, хоть живы остались.

— Не пускают, бабушка. Война, — сказал Ильяс.

— Вы чего звали, Надежда Михайловна? — заглядывая в дверь, спросила Марья Ивановна, за которой степенной походкой следовал Агафон, расправляя па ходу седую кудрявую бороду.

— Заходите, заходите! — пригласила Надя.

— Дядя Агафон, присаживайся поближе ко мне! - крикнул Чилим, наливая дворнику стакан. — Ну-ка, вот пропусти, промочи горло.

— С чем вас поздравлять? — спросил Агафон, поднимая стакан.

— С победой на всех фронтах!..

Выпили все, закусили.

— Ну, гости, как говорят, не надоели ли вам хозяева? — вставая, сказал Дернов. — Нам время отправляться. А ты, Василий, нс собираешься?

— Нет. Тихон Кузьмич, я отпросился у Зайдлера до утра.

— Ну что ж, бывайте здоровы. Спасибо вам, хозяюшка, за приветливый прием и угощение, — сказал, прощаясь, Дернов.

После ухода Дернова начали собираться и остальные.

— Ну, Вася, благодарим за угощение, и вас также, хозяюшка, — говорили красноармейцы, пожимая на прощанье руки. — Мы еще зайдем к тебе, Вася, как управимся с делами.

— Ильяс! Подожди-ка! — крикнул Чилим. — В случае чего, сразу гони за мной.

Проводив гостей, сияющий Чилим вернулся к столу. Сели по-семейному за чай.

— Ну как, Надежда Михайловна, довольна ли твоя душенька? — спросил Агафон.

— Все в порядке, дядя Агафон, и на работе, и дома, — ответила, улыбаясь, Надя, присаживаясь рядом с Чилимом.

— Радуюсь я за всех вас. Дай бог вам прожить и счастье и достатке! Очень я рад, что так получилось, — сказал Агафон.

Попив чаю и закусив, поблагодарив молодых хозяев, дворник с Марьей Ивановной тоже ушли. Чилим лег отдыхать, а Ильинична с Надей еще долго сидели, разговаривали.

Утром Чилим позавтракал на скорую руку и начал собираться.

— Ты подожди, Вася, вместе пойдем, — сказала Надя.

Выйдя из дома, Надя подхватила Чилима под руку. Веселые и счастливые, они шли по самой середине улицы.