Алексей Салмин - Буря на Волге

— Гляди, как пристав надувается чаем, сейчас лопнет...

— Какой пристав? — выглянув из кубрика и протирая кулаками глаза, спросил Ланцов.

— Какой, какой! Самый настоящий, Плодущев.

— Где он?

— Окосел? У трактира-то кто?

— Так вот где я тебя встретил, — прошептал Ланцов, выскакивая па палубу.

Кинув злой взгляд на пристава, он прыгнул на берег.

Пристав также хотел свести счеты с Ланцовым, но за множеством дел выпустил его из поля зрения.

— На где же проклятый Косушкин? — нетерпеливо повторял пристав.

А Косушкин в это время только что показался из-за штабеля. Он чистил шпоры пучком травы. Пристав все еще ворчал и, выкатив глаза, как бы готовился к прыжку, нацеливаясь схватить свою жертву. Бежавший к двери трактира Ланцов неожиданно сделал крутой поворот и резким взмахом руки бросил кинжал в пристава. Но кинжал скользнул лезвием по жирной шее пристава и с треском воткнулся в стену трактира.

Ланцов зло выругался:

— Тьфу, черт! Промазал...

Пристав вздернул вверх голову, сильно треснулся об стену затылком. Потеряв сознание, он всем грузным телом повалился на стол, ударив лбом в самовар, который, извергая клубы пара, покатился с крутояра в тину заплестка.

— Стой! Стой! Душегуб! — закричал выскочивший трактирщик, ухватив Ланцова толстыми руками сзади под мышки.

Бежавшему Косушкину показался метеором падающий с крутояра самовар. Когда он вывернулся из-за угла, намереваясь рапортовать приставу, то пришел в ужас. Пристав лежал на столе без сознания, и кровь текла через серебряный погон на белую скатерть. У Косушкина мурашки поползли по спине. Но он остался верен долгу службы, выхватил револьвер и выстрелом дал сигнал. Трясущийся револьвер Косушкина уже ловил на мушку Ланцова, по из-за ланцовского плеча высунулась опухшая рожа трактирщика. Он отправил револьвер в кобуру и, выхватив шашку, примеривался, как бы удобнее проткнуть Ланцова, не зацепив толстого трактирщика.

Набежавшие из засады стражники оттолкнули Косушкина, и двое вцепились в Ланцова. Срочно вызванный с парохода лекарь привел в чувство пристава и перевязал ему рану. Пристав охал, отдувался, клонил голову книзу и чуть слышно хрипел.

— Ведь как метко дернул, злодей! А я, дурак, растяпа, жду. Надо было сразу на мушку...

Трактирщик, освобожденный от обязанности держать Ланцова, быстро сбросив штаны, кинулся доставать из тины самовар. Пристава перетащили на пароход и уложили в каюте первого класса.

Урядник, шагая к грузчикам, перебирал в памяти случаи прошлых лет: «Пусть другой кто попробует так! Хоть прошлый год и полетел гаечный ключ в башку, а кого надо было взять, так и взял... Одно обидно, как такое дело так Толмачев иди! Поди-ка, вон Чекмарев донос написал, да и бунт в его участке, а его оставил. Всегда выдумает какую-нибудь чепуху. В засаде людей оставил... Зачем, спрашивается? Сразу бы в обхват, за горло и дело с концом... А потом выбирай главарей, да отсылай куда следует... А он развалился, чаем накачивается, другие в кустах бездельничают, а тут один работай за всех>.

Подойдя к грузчикам, он грозно крикнул:

— А ну, старик, пошли!

— Куда? — спросил Перов.

— Не разговаривать! — крикнул, тряся револьвером, урядник.

Грузчики подошли к Перову. Алонзов, наклонившись, что-то искал в траве. Точно кнутом, стегнул по кустарнику выстрел. Никита покачнулся, зажал ладонью грудь, на серой рубашке появилось красное пятно, сквозь прижатые к груди пальцы начала просачиваться кровь.

— Ах, так! — раздался громкий крик Алонзова, и увесистый камень полетел и висок урядника.

Он сделал полуоборот, направляя револьвер, но рука повисла; пуля прошипела рикошетом около ног Алонзова по траве.

Грузчики кинулись было врассыпную, но скрыться не удалось. Конные стражники оцепили толпу, сминая ее лошадьми, пустили и ход нагайки.

— Бей гадов! — крикнул истекающий кровью Перов.

Наскочивший стражник заставил его замолчать. Байков, увидя под ногами грузчиков белый мундир урядника, изменил курс своего следования: опрометью пустился обратно. Отдуваясь на барже, в каюте водолива, сунул трясущимися руками кредитки приказчику:

— Скорей! На задаток, по копейке накинь. Я на пароход.

Когда пристав открыл глаза, то увидел в двери стражника.

— Косушкин?

— Я, вашбродь!

— Покажи-ка, чем он меня пригвоздил?

— Кинжалом, вашбродь!

— Эх ты, дубина! Где тебя черт таскал?

— Я с публикой занимался, вашбродь!

Пристав сморщил лицо, как бы собираясь чихнуть. Он облизал пересохшие губы, намереваясь что-то произнести, но в это время на пароходе послышалась возня и крики:

— Спасайте! Спасайте! Утопли!

В воде барахтались стражники. Когда они вели на пароход Ланцова и Алонзова, трап провалился.

Стражники, крепко ухватившись за всплывший трап, барахтались в воде. Быстрое течение закружило их в водоворотах и вынесло на стрежень. Ланцов с Алонзовым выплыли из пучины последними и, размашисто выбрасывая руки, влезли в лодку, оставленную у кормы конторки Чилимом, ушедшим на пароход сдать рыбу в буфет и немного подзакусить.

— Айда! — крикнул Ланцов, садясь на весла. — Правь наперерез!

У стражников, уносимых на трапе, блеснул луч надежды.

— Слава тебе, господи, нас едут спасать! — крикнул Мерзляков.

— Нужны мы им...— заметил Волосянкин.

Лодка, выбравшись из шалмана, рассекая крутые гребни волн, быстро катила по ветру на перевал — к луговой стороне.

Команда на пароходе суетилась, подтягивая кормовую чалку, подводила пароход плотнее к конторке. А капитан, топая ногами по палубе, распекал вахтенных за плохое крепление чалки. Оставшиеся на конторке стражники заглядывали через перила, держа наготове спасательные круги. Но многие так и не выплыли. Да и те, которые плавали, держась за трап, были в незавидном положении.

— Погибаем, Волосянкин! — крикнул Мерзляков, отфыркиваясь после налетевшей на них волны.

— Давай плыть к берегу!

— А ты умеешь?

— Как топор!

— Ну и молчи, может, так поднесет.

Они кое-как пристали к берегу пониже устья речки Теньки.

Ланцов с Алонзовым были уже на средине Волги, когда стражники сообразили, что главные-то преступники улизнули. Они бежали на пароход по вновь положенному трапу и во все горло кричали:

— Держи! Лови!

Пристав лежал на диване, пе поднимая головы, и вертел в руках ланцовский кинжал. Он щурился и пристально вглядывался в рукоять с серебряным наконечником, напоминавшим копытце козьей ножки, стараясь определить руку, изготовившую это оружие, которое, будь брошено на дюйм левее, отправило бы его на тот свет. Мысли его были прерваны вбежавшим в каюту Байковым.

— Ваше благородие! Жив ли?

— Дышу немножко, сват! — морщась, прохрипел пристав.