Сергей Фомичёв - Агриков меч

Сокол осмотрелся. Зал был просторным, с несколькими дверьми, ведущими в поварню и к горницам постояльцев, но совсем без окон. Вверху на глухой западной стене оставалась внушительная щель венца в два, дающая выход чаду и пропускающая в сумрак помещения багровые лучи заката. С закатом спорили светильники, стоящие на каждом столе и тележное колесо со свечами, висящее на цепях под потолком.

С приближением начала трапезы разговоры стихали, напряжение нарастало как перед боем, и вскоре в зале воцарилась такая глубокая тишина, что посетители отчётливо слышали звуки поварни и по ним живо, до текущих слюней, воображали, как доваривается похлёбка и допекается мясо, а слуги выкладывают на огромные блюда первую смену.

Но вот двери в поварню открылись, и началось действо, достойное эллинских или римских чревоугодников.

Перво-наперво подали закуску – овощи, зелень, холодную рыбу и нарезанную ломтиками телятину. С первой сменой гости управились быстро. Закусив, они выпили и тут же слуги подали горячее – уху с грибами и щи, к которым на заедку поднесли рассыпчатую кашу. Затем подавали всевозможную дичину – жареную прямо с рожна и варёную из печи – кому, что больше нравилось. Здешний хозяин в приготовлении мяса толк имел – так приправил кабанчика зеленью и грибами, что у гостей животы заурчали от одного только запаха. И потом опять пили. И заедали дымящейся кашей на молоке и на меду. Кому и этого оказалось мало, тем принесли великое разнообразие пирожков и с мясом, и с грибами, и с крупой, и с капустой. В конце подали кисель и свежие ягоды – пора сбора ягод уже прошла, но Колесо умел сохранить их до самой зимы. Слуги только и успевали менять блюда и подливать напитки – мёд, квас и пиво. Водилось у хозяина и привозное вино, цареградское, но это на любителя больше.

Уже на третьей смене разговоры возобновились. Утолив первый голод, гости вернулись к делам или прерванным ожиданием беседам, и ровный гул голосов вновь наполнил заведение. Большинство разговоров, так или иначе, вертелись вокруг торговли. Сидящие неподалёку купцы, судя по говору рязанские, сетовали, что задержались в дороге и не поспели к пятничному торгу в Городец Мещёрский и теперь решали, куда им отправиться дальше. Услышанное ещё больше расстроило молчаливого соседа Сокола. За всё время Рыжему только и удалось вытащить из мужичка имя – Ондроп – а теперь тот и вовсе понурился.

– Тоже в Мещёрск не успел? – спросил его Рыжий. – А на чём богатеть собирался?

– Какое там, богатеть, – отмахнулся Ондроп. – Всего помаленьку в возок положил. Толстину, посуду, мёд…

– Эх, ты, голова капустная! – перебил его Рыжий – Да кто ж сюда мёд-то возит? Здесь и свой девать некуда. Он у нас самый дешёвый по всей Руси. И самый наилучший. А всё равно продать трудно. Народ беднеет, не до медов ему.

– Каждый кулик своё болото хвалит, – возразил Ондроп. – Из Кадома везу. Мёд у нас не хуже вашего и уж всяко не дороже.

– Из Кадома? – повторил Рыжий. – Понятно. А чего тогда не по реке идёшь?

– Дела были не по пути, – махнул рукой купец. – Теперь уж и сам жалею. На лодке давно бы уж обернулся.

Разговорив-таки купца, Рыжий ещё долго выспрашивал его и про то и про другое, про хилость торговли, убытки, опасности пути и нескладную жизнь со сварливой женой. Тарко в разговор не лез, но слушал внимательно, в который раз, поражаясь общительности своего нового приятеля и его умению втянуть незнакомого человека в беседу и полностью выведать всю его историю и все замыслы. Рыжий ещё на лодке выпотрошил все тайны Тарона и его гребцов, как видно, таково уж его естество.

По быстрому набив брюхо, Ондроп засобирался в путь, а Рыжий, по доброте душевной, посоветовал неудачливому купцу на прощание:

– Ты вот что, – сказал он. – Продавай ко всем псам свой мёд побыстрее. Прямо здесь же в Елатьме и продавай. Закупай железо всякое – гвозди там, петли, скобы и прочее в таком роде и дуй-ка, братец, в Муром. Там сейчас стройка идёт великая – князья город вновь ставят. Железа много требуется. Глядишь дела и поправишь.

В глазах Ондропа проблеснула надежда. Он даже погодил с уходом, расспросив Рыжего о муромских делах, а уж расстались они без малого друзьями.

– Сам придумал или услышал от кого? – насмешливо спросил Сокол, как только Ондроп вышел за дверь.

– Что? – не понял Рыжий.

– Про Муром.

– А что не так? – удивился Рыжий. – Муром и правда ставят. А где стройка там и железо потребно. Сам не был, всё верно, но если подумать?

– Всё так, – кивнул Сокол. – Да только там и своих купцов хватает, своих поставщиков, и как бы твои советы до разорения человека не довели.

– Некуда ему больше разоряться, – отмахнулся Рыжий. – Повезёт, так поправит дела, а нет, то ничего ему не поможет больше.

Те, кому завтра дорога или дела предстояли, как и Ондроп, начали расходиться, но некоторые собрались, похоже, бражничать до последнего. В основном местные завсегдатаи остались, но и гостей за столами застряло немало. Благо хозяин заведение не закрывал до ухода последнего посетителя.

Вино и пиво развязывало языки, люди собирались кучками и изливал друг другу души, порой весьма громко. Но не у всех находился собеседник под боком, а поговорить хотелось. Изрядно подвыпив, один из парней, что сидел в одиночестве, принялся хвастать, обращаясь ко всем сразу и вместе с тем ни к кому отдельно. Перед тем он достал из сумки какие-то серебряные стрелки, змеевики, обереги, вовсе непонятные вещицы. Разложил богатство перед собой, словно гадальные кости и только тогда произнёс громко:

– А я, други мои, колдунов извожу.

Кто-то прыснул в ладонь или усмехнулся в бороду, кто-то отмахнулся, продолжив собственный разговор, но иных слова зацепили.

– Чего они тебе плохого сделали? – спросил один из этих последних.

– Сделали? – повернулся на голос парень. – Ну, нет! Мне ничего они сделать не могут. Вот! – он сжал до белизны кулак и резко свернул набок, словно незримую кость ломая. – Вот так ихнего брата кручу.

Между тем Сокол присмотрелся к сокровищам парня и заметил, что большинство амулетов ничего собой не представляли, они были пустыми, если говорить о волшбе, а те, что пустыми не были, годились разве только для поиска деревенских знахарей, да и то когда эти знахари своими травами всю округу чихать заставят. Впрочем, один оберег он не отказался бы осмотреть повнимательней. Самородное серебро с вкраплениями киновари. Редкая вещица и возможно действенная. К самому Соколу оберег равнодушен, но на иное колдовство и отзовётся, пожалуй.

– Зачем тебе это надо? – вновь спросил парня всё тот же человек.

– И за веру радею! – гордо вскинулся тот. – И платят мне за каждую голову, серебром платят.