Сергей Фомичёв - Сон Ястреба. Мещёрский цикл

В двух шагах от Киева князь развернул дружину.

Отцовский замысел расползался, словно гнилая тряпка. Союзные дружины бродили по Руси потеряв единство замыслов. Войскам не хватало объединяющей силы. А Борис, затворившись в Городце, не смел нарушить запрет отца.

Он трижды принимал решение о выступлении и трижды отменял приказ. Издёрганные воины роптали, но подчинялись. Тимофей, как умел, успокаивал их. Говорил, что время ещё придёт и кровищи хватит на всех.

Причина всех бедствия сама явилась под стены Городца.

– Священник и несколько монахов приближаются к городу, – доложил посыльный с заставы.

– На башню! – распорядился Борис.

Он уже давно продумал, чем встретит давнего недруга.

Лучники выпустили несколько стрел, предупреждая прохожих о нежелании князя видеть их в числе своих гостей. Однако священник пренебрёг намёком.

– Отправим ему более внятную весточку, – пробормотал Борис.

Мощный осадный самострел был взведён и нацелен. Юный князь устроился поудобнее возле орудия и бросил, не оборачиваясь.

– Стрелу!

Тимофей развернул тряпицу.

Некогда этой стрелой Бориса едва не убили на муромской дороге. С тех пор её хранили, как напоминание о коварстве врага, а возможно и как улику.

Борис вложил стрелу и, поправив прицел, нажал спуск.

Земля брызнула в двух шагах от священника. Он на мгновение замер. Два монаха из его окружения натасканными псами метнулись вперёд и, выкопав снаряд, поднесли хозяину. Алексию хватило короткого взгляда, чтобы узнать стрелу.

С башни увидели, как священник повернул назад.

– Вот так-то, – буркнул Борис.

– Он узнал её, – тихо сказал Тимофей. – Но это значит…

– Сокол был прав. Это Алексий подослал убийцу.

Единственный человек, который мог бы, наверное, изменить ход событий, сейчас даже не имел возможности по-человечески справить нужду.

В монастырском узилище было холодно и сыро. Грязную яму постоянно заливало дождём, и порой приходилось стоять часами по колено в воде, пока та не уходила сквозь глинистый пол. Хороший ливень мог бы наполнить яму до краёв, а узник не имел возможности бороться за жизнь – руки его оставили крепко связанными.

Рот, правда, освободили. Вот только не с кем было здесь разговаривать – пленников рассовали по разным ямам. Руки же не распутывали даже во время кормёжки. Воду подавали в ковше на длинной ручке, а еду – нанизанной на прут. Сущий зверинец. Но больше всего Сокола раздражало отсутствие отхожего места. Местная братия даже не подумала чистить яму, и та быстро наполнилась вонью.

Кроме пухлых рож сторожей, он мог наблюдать только небо. Оно с каждым днём менялось. Всё меньше оставалось в нём синевы, всё больше прибавлялось осенней грязи. По ночам становилось холодно. Огня он развести не мог, чаровать тоже. Чтобы как-то согреться, Сокол заставлял тело мелко дрожать.

Если закрыть глаза (и нос) на скотское содержание, плен не особенно тяготил Сокола. Напротив, его настроение поначалу даже поднялось. Плен? Эка невидаль! Плен явление земное и понятное. Зато угроза перерождения мимо прошла. В своей собственной шкуре чародей остался, что может быть сладостней? А то, что шкуре этой грозит быть побитой, совсем не беда.

Сокол размышлял. Холодными ночами это было единственным развлечением.

Ему сохранили жизнь. Вопрос, зачем? В милосердие врагов он не верил. Ледар обмолвился, что в чародее возникла нужда у хозяина. А колдун служит викарию. Значит, нужда возникла у священника. Да Ледар и не посмел бы притащить пленника в монастырь, не имея на то указаний свыше.

Московский колдун хранил молчание. Лишь иногда наблюдал злорадно за пленником во время кормёжки.

Правда, вот уже дня три Ледар и его люди не появлялись. Еду и воду теперь спускали обычные монахи, у которых пойманный чародей вызывал суеверный ужас пополам с ненавистью. Вряд ли они до конца понимали, кого именно судьба забросила в их обитель. Алексий не имел привычки посвящать исполнителей в частности, а Ледар для монастыря был таким же поганым извергом, как и сам Сокол.

Чародей попытался заговорить с охранником, но тот шарахнулся от ямы, словно его искушал сам дьявол.

– Трепещите, безумцы! – не удержался Сокол от мелкой шалости. – Возмездие близится! Вижу смердящие трупы и пустые глазницы. Слышу пир воронья и хохот демонов…

Ему, видимо, удалось подстегнуть страх монаха. Наверху пискнуло, а затем, прошлёпав по лужам, шаги удалились. Сокол рассчитывал, что будет услышан Меной или Варашем, но отклика от них не последовало. Ну, хоть монашека пуганул и то забава.

Поветлужье. Октябрь 6862 года

Найти Сокола оказалось куда сложнее, чем гнаться за московским священником. Чародей заметал следы даже тогда, когда в этом не было особой нужды. Просто по привычке. А Тарко не обладал даром, чтобы обнаружить путь товарища с помощью ворожбы. Ему приходилось пробираться на ощупь, доверяясь собственному наитию и ненадёжным слухам.

Обитатели лесных сёл не отличались болтливостью. Они не спешили делиться сведениями с незнакомцем, даже когда вполне убеждались, что парень из Мещеры действительно ищет чародея исключительно для его же блага.

Но и в отказах при желании и терпении можно уловить нужный намёк. Порою отрицательный ответ сопровождался особым выражением лица, едва заметным движением руки или головы, что превращало «нет» в «да». Подобные маячки, а также услышанные краем уха обрывки чужих разговоров постепенно сложились в довольно ясное представление о пути чародея.

Ключом к разгадке стали разрытые курганы правителей и разворошенные могилы древних воинов. Наткнувшись на них пару раз и сопоставив вытянутые из людей сведения, Тарко стал искать потревоженные могилы осмысленно. Он не понимал причин столь странного занятия его друзей и довольствовался тем, что угадывал их продвижение.

Затем разорение могил вдруг прекратилось. Следы чародея и его спутницы терялись на Ветлуге.

Юноша пришёл в отчаяние. Отправляясь на поиски Сокола, он пожертвовал слишком многим. Великих терзаний и сомнений стоило ему не броситься вслед за Вияной. Сердце разрывалось между любовью и долгом. Он выбрал долг. Что теперь стало с девушкой, да и вообще с его родными местами, Тарко боялся и представить. Если княжна не успела предупредить отца, Кавану и Вармалея, то возможно, Мещёрск разделил участь Мурома.

Он выбрал долг, но как раз его-то исполнить не смог. Сокол пропал.

Подумав как следует, припомнив разрытые могилы, Тарко вдруг понял замысел Сокола и, в конце концов, пришёл к мысли, что не имея успеха с древними, чародей попытается разыскать виновника всех его бед.