Валерий Кормилицын - Держава (том первый)

Нет пророка в своём отечестве!

Зато совершенно незаметно для общества прошла попытка покушения на жизнь обер–прокурора Священного Синода.

Статистик Самарского губернского земства Николай Константинович Лаговский, видимо позавидовал Карповичу и обрушевшейся на него известности.

«А тут что, скучные статистические выкладки и никакой славы. Разве они сравнятся с героической борьбой за освобождение России?»

8 марта 1901 года в окно кабинета Константина Петровича влетели 4 пули.

Победоносцев выбежал в переднюю и, немного заикаясь от пережитого, сказал собравшейся там прислуге: «Чего вы стали? Стрелять не умеют! Вместо меня попали в потолок».

Вот и всё, что узнало общество о покушении.

Безо всякого газетного гвалта и всероссийской популярности, бедный статистик отхватил 6 лет каторги и тихонько поехал её отбывать.

В один из дней последней недели марта, на страстную седмицу перед Пасхой, отец Иоанн служил литургию в Андреевском соборе.

При свете колеблющегося пламени свечей лики святых хмурились и качали головами, глядя на прихожан, которые не кланялись и не крестились, а лишь с любопытством разглядывали убранство храма.

— Возлюбим друг–друга, братия и сёстры, — воскликнул в конце службы отец Иоанн.

Многие из верующих подошли к пастырю поцеловать крест и затем руку батюшки. Слева от клироса большая группа прихожан не расходилась, а ждала священника, чтоб испросить совета или получить благословение на какое–нибудь дело. Среди них отец Иоанн заметил невысокого крепкого мужчину средних лет с горящей свечой в грубых широких ладонях.

Выслушав и благословив женщин, подошёл к нему. Свеча в руках мужчины погасла, то ли от сквозняка, то ли он затушил её сам.

Через какое–то время они остались одни.

— Батюшка! Благословите на грех за веру православную. На тяжкий грех, который станет подвигом… На убийство дьявола во плоти… Толстого Антихриста, — мял пальцами огарок, превратив его в круглый сгусток воска. — Благословите, — частым шёпотом просил мужчина. — Супротив Зла пойду. Злом и получится Добро… Не будет больше Бес добрых христиан смущать, души их в ад направляя.

Отец Иоанн даже отшатнулся от него, осенив святым знамением себя, а потом говорившего.

— Не может из Зла получиться Добро, — успокоившись, произнёс священник. — Не должны православные уподобляться татям и анархистам, людей убивая… Бог его накажет… Против Бога пошёл, от Бога и Кару понесёт. Не тебе решать сие дело, сын мой. Кто ты такой? Что–то раньше не встречал тебя здесь.

— Питерский я. Извозом занимаюсь.

— Стой на коленях и молись за душу свою грешную, — отошёл от него отец Иоанн к другим, ожидавшим его людям.

Извозчик хотел подняться с колен и не смог. Ноги будто приросли к плиткам пола. Он сделал ещё одну попытку, пытаясь оттолкнуться от пола руками и встать на ноги, но колени словно срослись с полом, будто их приковали к нему.

— Батюшка-а! — дрожащими губами окликнул священника мужчина, но тот сделал вид, что не услышал.

И когда уже в храме никого не осталось, и стоял густой и душистый сумрак от погашенных свечей, отец Иоанн подошёл к горячо молившемуся незнакомцу.

— Отказался от грешного дела своего, сын мой? — тихо спросил, перекрестив стоявшего на коленях прихожанина.

— Как повелите.., — поцеловал тот протянутый крест.

— Вставай и думай, — произнёс Иоанн Кронштадский, глядя, как мужик легко поднялся с колен, поклонился ему и иконам, и задумчиво пошёл к выходу.

— Христос Воскресе! — целовал императрицу Николай пасхальным утром, наслаждаясь запахом цветов, стоявших в вазах, и любуясь розово–лиловым будуаром своей жены с иконами по стенам и портретами королевы Виктории и Марии Антуанетты.

«Не пойму, зачем ей Антуанетта нужна… Ни к семье, ни к вере нашей дама не относится»…

Попив чаю и поговорив о самочувствии жены — она ждала ребёнка, вышел христосоваться с охраной и придворными служителями Александровского дворца.

В церквях Царского Села торжественно и празднично гремели колокола.

— Христос Воскресе, — радостно обратился к стоящему у дверей гиганту–преображенцу, на что тот ответил:

— Никак нет!

Подумав, что ослышался, Николай вновь произнёс:

— Христос Воскресе…

И вновь услышал:

— Никак нет, ваше императорское величество.

Подошедший барон Фредерикс зашептал на ухо государю:

— Этот гвардеец из евреев будет, а у иудеев первое апреля не пасхальный день…

Николай задумался и через минуту вынес решение:

— Передайте моё повеление военному и морскому министрам, чтоб всех евреев перевели во флот… Особенно из гвардейских полков, — направился христосоваться с православными, коих набралось в Александровском дворце несколько сотен.

На следующий день в Большой галерее Зимнего дворца христосовался со свитой и гвардией, в количестве 900 человек.

Устал, но был доволен.

«Прекрасный православный праздник», — радовался царь.

Христосовалась вся православная Россия.

Чиновники брали пример с государя. Начальник Обуховского сталелитейного завода, что за Невской заставой, генерал–майор Власьев объезжал с поздравлениями своих друзей. Начал с вышедшего два года назад в отставку генерал–майора Колчака.

— Христос Воскресе, Василий Иванович, — обнял крепкого лысоватого генерала и трижды поцеловал его в небольшую заострённую книзу бородку.

— Воистину Воскресе, свет мой, Геннадий Александрович, — приобняв за плечи, повёл его к праздничному столу хозяин дома, чтоб, как положено православному человеку, разговеться и выпить водочки за Пасху. А то что же это будет за светлый праздник.

— Ну, Василий Иванович, а теперь давай поднимем тост за наш Обуховский завод, за село Александровское и за тебя, лучшего приёмщика Морского министерства и нашего завода. Прекрасного, прямого и щепетильного человека, твёрдо знающего своё дело…

— Да это целых три тоста, — рассмеялся Колчак.

— На каждый сил хватит. Как сынок–то служит?

— Учёным хочет стать. Пишет, что с начальником экспедиции Толлем, путешествовать по Таймыру собирается.

— Молоде–е–ц! В каком сейчас Александр чине?

— Лейтенант флота Его императорского величества, — гордо произнёс отец. — Давай и за него выпьем. Чтоб всегда ему было тепло в северных морях, чтоб жил долго и дослужился до адмирала, — поднял рюмку отставной генерал и нежно улыбнулся, представив своего сына в адмиральской форме и в погонах с орлами.

В полдень, перекрестившись на кресты Александро—Невской Лавры и расспросив пьяненького деда, показавшегося двум молодым парням в драных валенках, добрее окружающих зубоскалов, пустились в путь по бесконечному Шлиссельбургскому тракту.