Вячеслав Рыбаков - На мохнатой спине

Потом мы долго шли, ощущая друг друга без слов.

Остановку трамвая миновали, будто её и не было.

– Я ещё одну вещь спрошу, можно?

– Спрашивай.

– Если не захотите – не отвечайте.

– Подумаю.

– Вы сначала поженились, а потом уже… ну… сблизились? Или сначала… – Она запнулась.

– ЗАГСов на фронте не было.

– Спасибо. Ясно.

Она не позволила себя проводить. Она всё понимала, коза-дереза. Девка-егоза.

– Нет-нет, я прекрасно одна доеду. Вас же, наверное, заждались.

И добавила:

– Если Серёжка уже разобрался со своей новой техникой и дома ужин трескает, скажите ему, что я на него хоть и немножко, но всё-таки обиделась. Я ведь от компании отбрыкалась, чтобы с ним вдвоём побыть и ещё вас с Марией Григорьевной порадовать – какие, мол, у нас голубки, как они воркуют. А так вам из вежливости пришлось на меня весь вечер убить попусту, чтобы не оставлять девчонку одну.

Я улыбнулся.

– А если ещё не трескает?

– Ну, тогда я не знаю… Тогда уж вы думайте сами.

Я-то знал, что значит новая техника. Там такой аврал нынче, что, может, и до утра придётся вошкаться.

– До свидания.

– До свидания, Надя.

– Я даже не буду спрашивать, когда вы возвращаетесь.

– Не спрашивай. С Новым годом.

Она сняла варежку с правой руки, сжала её в кулачок, словно держала бокал. Я протянул навстречу свой холодный кулак. Мы чокнулись костяшками пальцев.

– С Новым годом, добрый папа.

А дома всё было, как всегда.

Или все делали вид, что всё как всегда.

– Ну, ты загулял, – сказала Маша. – Одиннадцатый час уже. Голодный? Садись, я ужин дважды разогревала. И Серёжка тоже в нетях. Звонил недавно, что будет только к утру. Какие-то там клапана у него барахлят…

– А всё-таки напрасно ты не пошла. Народ на улицы высыпал, веселье такое…

– Зато я план-проспект на новый семестр закончила. На завтра никаких дел не осталось, можем в Сокольники поехать. Хочешь?

– Отличная мысль, – сказал я. – Конечно, хочу. С осени не были. Надо как следует надышаться перед душным поездом. Коленка как, не помешает?

– Вроде нет… Ты в Лондон сначала?

– Да. Думаю с Майским в деталях потолковать на месте. А потом… Потом по обстоятельствам. С немчурой интересные подвижки наметились…

Ни она, ни я даже не заикались о том, где я всё это время был и с кем. Гулял. Народ гуляет, и я с народом.

Но когда я, приняв душ перед сном, выходил из ванной, то невзначай застал её в прихожей за странным занятием: она нюхала воротник моего пальто. Увидев, как открывается дверь, она суетливо отшатнулась, точно я на мелком воровстве её поймал, и не очень ловко сделала вид, будто всего лишь поправляет висящую на вешалке одежду, расправляет складки.

Только ночью, лёжа без сна рядом с вроде бы спящей женой, я сообразил: она проверяла, не пахнет ли от меня чужими духами.

Стройная, нежная, голая и молодая…

Пропал.

4-е.

В Москве Шуленбург встретился непосредственно с наркомом иностранных дел Литвиновым и после нескольких маловажных замечаний перевёл разговор на предложение кредита Советскому Союзу. Выяснилось, что Литвинов об этом предложении ничего не знает. Шуленбург заключил, что советские представители в Берлине, к которым в декабре поступило это предложение, не приняли его всерьёз и, следовательно, не питают никакого доверия к немецкой стороне.

5-е.

Польский министр иностранных дел Бек имел беседу с Гитлером, на которой тот предложил Польше более масштабное участие в будущем дележе Словакии, а также нерушимость германо-польских границ в обмен на передачу Германии Данцига и проведение экстерриториальных автострады и железной дороги по польской территории из собственно Германии в Восточную Пруссию. Гитлер дал понять, что хотел бы иметь Польшу союзницей в борьбе против России. Однозначного ответа Гитлер не получил.

6-е.

Там же, в Берлине, Бек имел беседу с Риббентропом, и констатировал «полное единство интересов двух стран в отношении Советского Союза», а затем выразил готовность присоединиться к антикоминтерновскому пакту, если Гитлер поддержит польские претензии на Украину и выход к Чёрному морю. Однако от конкретного разговора о Данцигском коридоре он снова уклонился.

11-е.

Полпред СССР в Германии Мерекалов известил германский МИД, что советская сторона готова вступить в переговоры о кредитах.

Гитлер ознакомился с содержанием записки Виля. Военно-промышленный сектор правительства во главе с Герингом высказался с полной определённостью: без советского сырья дальнейшее наращивание производства вооружений невозможно.

12-е.

Во время новогоднего, приуроченного к открытию новой рейхсканцелярии приёма дипломатического корпуса Гитлер вразрез с прежним поведением (до этого он вообще игнорировал присутствие советских представителей) демонстративно подошёл к советскому полпреду и, спросив о житье в Берлине, о семье, несколько минут беседовал с ним самым дружелюбным образом. Это произвело шок в дипломатических кругах, а затем – в западной прессе. Мерекалов телеграфировал в Наркоминдел, что Гитлер действительно из всех присутствовавших дипломатов оказал только ему особое внимание и, вероятно, этой демонстрацией хотел припугнуть и сделать более сговорчивой Польшу.

23-е.

Советский разведчик в Японии Зорге сообщил, что группа высокопоставленных военных, представлявших Квантунскую армию, при поддержке военного министра Итагаки настаивает на войне с Россией. Косвенным подтверждением достоверности этой информации служило то, что на советско-маньчжурской границе вновь участились пограничные стычки.

26-е.

Риббентроп имел в Варшаве очередную беседу с Беком. Тот снова высказал стремление Польши получить Украину и выход к Чёрному морю. Но никаких обязательств по отношению к Германии брать не захотел и на вторую, заранее назначенную на следующий день встречу вообще не пришёл. Жена Риббентропа позже вспоминала, что на обратном пути из Варшавы в Берлин её муж обмолвился: «Теперь, если мы не хотим оказаться в полном окружении, остаётся единственный выход: объединиться с Россией».

30-е.

Гитлер, произнося очередную речь в рейхстаге, впервые не сказал ни единого дурного слова о СССР.

– Так что чистый водевиль, – закончил я. – Было бы смешно, если бы не было так грустно. Ваня любит Мэри, Мэри, как и подобает продвинутой европейской гёрл, льнёт к Гретхен, а Гретхен строит глазки Ване. Мы рвёмся к союзу с демократиями, демократии спят и видят, как бы заключить союз с Гитлером, а Гитлер, похоже, начинает обхаживать нас.

– И вдобавок Ваню в койку к Гретхен со спины пихает… э-э… Харуми, – добавил Коба. – Из Маньчжурии. Да-а… Свальный грех. Варенья хочешь?