Василий Кучерявенко - Перекоп ушел на Юг

— Я уже старый человек и не вру. Японский самолет потопил русский пароход… Что видели глаза, то и говорит язык. Что хорошо знает сердце малайца, то и говорит его язык.

— О-о-о, — только и нашел что произнести японский офицер и принялся яростно избивать Датука.

Отдышавшись, он избил Амира, Пулунгула и еще двух малайцев. После этого офицер закурил сигарету, подумал и сказал:

— Теперь этот остров принадлежит японскому императору. Всё: Сингапур, Борнео — всё принадлежит японскому императору. Я, как офицер императорского флота, заявляю: скоро мы вас заберем, если бог не успеет забрать.

И он ткнул одного, другого в исхудавшую грудь. Повернувшись к своим матросам, японец приказал им разбить и сжечь шлюпки русских и лодки малайцев.

Матросы быстро исполнили его приказание.

Теперь все надежды на спасение рухнули. Боль и негодование кипели в сердцах моряков, а японские матросы, посмеиваясь, пошли вдоль берега реки.

…Малайская девочка Ласа сидела в тени своей хижины и вязала циновки из листьев пальмы. Вдруг она увидела японцев, испуганно вскочила и бросилась в джунгли. Но убежать не успела. Мацубара приподнял пистолет и спокойно выстрелил в нее. Девочка, неестественно подпрыгнув, упала, ткнувшись в широкие листья бананов. Увидев это, Бахирев вскрикнул и хотел броситься к японцу, но его остановил Погребной. Самураи хватали и вешали малайцев, срубали кокосовые пальмы и жгли их. А Мацубара схватил женщину и с остервенением вырвал из ее ушей большие серьги.

Вечером японцы переправились на свои корабли и оттуда освещали берег прожекторами. Потом корабли ушли в море.

Утром на берегу нашли трупы голландского лейтенанта Энгерса и сержанта Янсона. Домик голландцев был сожжен.

Малайцы похоронили повешенных и убитую девочку Ласу. В поселке долго слышались вопли, стоны, крики и плач. Петера Энгерса и Янсона русские моряки похоронили на берегу и, посовещавшись, поставили над их могилами кресты.

Демидов и Погребной собрали коллектив и предложили всем идти в поселок помогать малайцам строить хижины.

Моряки с горечью думали о погибших шлюпках — рухнули все надежды на уход с острова. Было тоскливо и страшно. Жестоко обманули эти дымки на горизонте!

Прошло несколько месяцев после разбойничьего налета самураев, и вот они снова высадились на остров.

Прежде всего захватчики собрали малайцев и потребовали от них каучука, кокосовых орехов, кофе, бананов, рыбы. Добычу самураи складывали в корзины, ящики и увозили с острова. Несколько малайцев были повешены за то, что ничего не дали грабителям. Среди них оказался и Пулунгул.

Японский офицер Мацубара неистовствовал. Многие хижины малайцев опустели, а многие были сожжены. Обезумевшее от ужаса население скрывалось в джунглях.

Моряков опять привели к офицеру. На этот раз Мацубара не кричал, а слащаво улыбался и обещал всех, кто скажет «правду» о потоплении «Перекопа», взять на корабль и вывезти с острова. Но ему по-прежнему отвечали: «Перекоп» потопили японские самолеты.

— Что вы будете делать среди этих дикарей? Вы понимаете, что вас ждет на этом острове? Вы понимаете — смерть, — убеждал Мацубара. — А если вы скажете правду, — вкрадчиво продолжал он, — то… скоро будете дома.

Моряки молчали. Тогда Мацубара распорядился забрать на корабль капитана. Только одного капитана!

Японские матросы схватили Демидова за руки и, толкая его в спину, поволокли.

Погребной выкрикнул:

— Или всех забирайте, или никого!

Он попытался загородить собой капитана, но его оттолкнули.

И вот, в тот момент, когда Александра Африкановича втащили в бот, туда же вскочил и Бахирев. Японцы оставили Демидова и начали избивать прикладами Бахирева. Затем выбросили его в воду.

На помощь Бахиреву бросились Друт и Макаренков. Они подхватили Илью и вынесли на берег.

Демидов, воспользовавшись суматохой, выскочил из бота и присоединился к морякам, которые тут же окружили его плотным кольцом. К ним подскочил Мацубара, сердито закричав по-русски:

— Это что есть? Беспорядок, бунт! Я вас буду учить! Вы сами среди дикарей дикарь стал… Капитан умирай, вы сами будете отвечай. Вы здесь умирай будете… Это я вам говорю — офицер японской императорской флота.

— Успокойтесь, господин Мацубара, — сдерживая ярость, обратился к нему Погребной. Глаза их скрестились, и Мацубара, перестав кричать, уставился на Погребного. — Или всех моряков забирайте, или никого. И дайте нам хинину, бинтов, лекарств. Вы обязаны это сделать в силу международных законов о моряках с погибших судов.

— Хорошо! Вы все останетесь здесь, — угрожающе сказал Мацубара. — Лекарства, бинты вам не нужны. Они нужны нашим раненым. — Затем, обращаясь к своим матросам, он что-то резко выкрикнул; те подтащили к нему Амира — малайского старосту. — Ты и все малайцы будете отвечай, если русские сбегут с острова. Понял?.. Понял, что я сказал? Это закон императорской Японии!..

Японский корабль снялся с якоря и вскоре скрылся за горизонтом.

Опять потянулись дни тревожных ожиданий.

Как ни старались Демидов и Погребной подбодрить людей, настроение у моряков заметно падало. Люди тосковали. Гнетущее впечатление на всех произвела гибель шлюпок. Разговоры шли об одном — как вырваться из плена. Жизнь на острове все более тяготила. Вспоминали о Бударине и его группе — где они?

Малайцы всячески старались помочь морякам, хоть сколько-нибудь облегчить их участь. Однажды прибежал Датук и радостно сообщил, что с острова Борнео тайно пришли две прао — небольшие малайские парусные суда — и через день уходят обратно. Они могут увезти русских на Борнео. И тут же попросил:

— Если вас поймают японские люди, вы не говорите, что вам сказали малайские люди. Вы сами, всё сами знай.

Моряки расцеловали Датука; радости, казалось, не было конца. Разговоры о близком отъезде уже не прекращались. Бахирев отдал Датуку все поддоны для выварки соли, некоторые моряки совали пуговицы на память. Датук подарил Бахиреву простую, хорошо отполированную скорлупу кокосового ореха с дырочками — водяные часы.

В день отъезда на проводы русских пришло много малайцев. Старуха малайка, мать повешенного японцами Пулунгула, обхватила за плечи Евдокию Васильевну и стала что-то причитать.

Амир, глядя на русских, произнес:

— Я — самый старый и самый старший на острове человек. Я много видел. Но никогда не видел таких людей, как русские. Они были раздеты, голодные и все-таки не обижали нас, не трогали наших женщин, не брали даром пищи, а старались добывать ее сами. Они землю расчищали, убикаю, ананасы, кокосовые пальмы садили. Это только хорошие люди— добрые — так делают…