Александр Говоров - Жизнь и дела Василия Киприанова, царского библиотекариуса: Сцены из московской жизни 1716 года

– Ну, а знаешь ли, почему сия башня Сухаревой зовется? – спросил его незнакомец, словно на экзамене.

Бяша, увлекаясь, вынул очки из кармашка (да, да, он был близорук, как и отец, и ужасно этого стеснялся!) и обвел рукою расстилавшиеся внизу бревенчатые слободы, наваленные снегом крыши, тысячи морозных дымов в сером декабрьском небе.

– Леонтий Сухарев был полковник стрелецкий, его роты жили здесь. Когда же случилось его царскому величеству злоумышленников ради бежать в Троицкий монастырь, сей Леонтий Сухарев привел к царю свой полк прежде прочих. От сего имени и башня.

– Бежать, говоришь? – переспросил господин, и взгляд его, дотоле сонный и любезный, стал отточенным, как лезвие.

Бяша тотчас понял свою неловкость и спешил поправиться – не бежать, конечно, удалиться, – но чувство какой-то вины неискупимой так и осталось в нем сидеть, словно заноза.

Вольно было новому знакомцу стоять на площадке в богатой шубе и, улыбаясь, похлопывать рукавицами. Бедный Бяша в своем утлом кожушке весь изныл на ледяном ветру, гадая, чего господин сей ждет, зачем не входит в школу. Наконец тот засмеялся и перегнулся через парапет, подзывая поручика. И тут Бяшу осенило: он же просто ждал, когда Бяша догадается открыть перед ним тяжелую с кольцом дверь Сухаревой башни!

В школьной полутьме слышалось, как в классной зале младшие повторяют хором слоги: «Прю, трю, фрю, хрю… Бря, вря, гря, дря, жря…» Магницкий сердился и стучал на них линейкой. Старик заставил их трудиться даже в сочельник, по своей пословице, чтобы зря по торжищам не шатались, грехов лишних не накопляли.

Дождавшись перемены, Бяша выполнил отцовское поручение и мог бы уходить, но задержался в караулке у печки: в Сухаревой башне зимой холод похлеще, чем на улице. Тут его окликнул Преображенский поручик, который прибыл с тем самым улыбчивым господином, и объявил:

– Гвардии майор и кавалер Андрей Иванович Ушаков просил вашего батюшку, библиотекариуса Василья Киприанова, непременно пожаловать на ассамблею, которая состоится на святой. И вас также, – слегка поклонился он оторопевшему Бяше и даже приложил два пальца к треуголке. – Менуэт танцуете? Будут танцы и все прочее, что для младых юношей особливую приятность имеет.

Он подмигнул Бяше и состроил черным усом гримасу. Затем удалился четким шагом в гулкий сумрак башни.

«Ну и ну!» – сказал про себя Бяша и побежал домой.

На улицах между тем все сделалось вдруг по-иному. Люди суетились еще стремительней и бестолковей, какие-то бабы и дети бежали в одну сторону, крича: «Колодников выпускают!» В морозном воздухе поднялся трезвон всех колоколов, хотя для сочельникового боя было еще рано.

Дома ждала его куча новостей.

– Государь выздороветь изволил! – радостно сообщил отец. – Только что в церквах объявляли. Царская милость – колодников освободили, недоимки простили.

Баба Марьяна принесла четверть вина прямо в мастерскую, отец разлил по глиняным кружкам.

– Виват [9] Виват – по-латыни «Пусть живет!», «Да здравствует!» ! – закричали все.

– Виват государю нашему Петру Великому, отцу отечества! – громче всех крикнул Бяша, у которого от глотка пенной закружилась голова.

А подмастерье Алеха спешил ему рассказать, что обер-фискал действительно привез указ об ассамблее на святках и уже некоторым закоренелым домоседам и домоседкам якобы успел пригрозить, что под караулом их на танцы доставит.

Святки – это двенадцать дней непрерывных праздников. Тут и Рождество [10] Рождество – главный церковный праздник в конце декабря, связанный с мифологическим рождением Христа. , и колядки [11] Колядки, колядование – народный обряд пожеланий добра и благополучия. , и купание в проруби на Ердань-реке [12] Ердань – правильнее – Иордань, прорубь, из которой брали воду для освящения и в которой купались «моржи». . Тут и Новый год, и огненные потехи, когда каждый двор иллюминирован чадящей плошкой, а в морозное небо взметаются, рассыпаясь, разноцветные ракеты.

Архиереи грозят с амвонов: «Не смейте затевать игрищ, не смейте гаданьями грешить!» Куда там! Тут же, возле церквей, и скачут, и на ходулях ходят, и в бубны бьют: «Трах, трах, тарарах, едет баба на волах!»

Мчится, набившись в розвальни, куча ряженых – в харях, в личинах. Свистят, гогочут, богохульствуют: «В Москве, на доске, на горячем песке!..» А тут еще и ассамблея!

У Киприановых народ смирный, работящий. Для всяческих дел эти двенадцать дней гульбы – нож острый. Но что поделаешь – отец блюдет все церковные установления. Сам, правда, в ряженых не ездит, но, коль нагрянут родичи или кто-нибудь из торговой братии, Киприанов ужасается, делая вид, что не распознал под козьей мордой кума [13] Кум, кума – люди, крестившие совместно чьего-нибудь ребенка. , а под вывороченным тулупом – какого-нибудь начальника из Ратуши [14] Ратуша – центральное учреждение в Москве, управлявшее купцами и ремесленниками; до 1699 года называлось Бурмистерской палатой. .

Наутро постенает, держась за разламывающийся затылок, и будет потом весь праздник кидать взгляды с угол, где на рабочем столе дожидается недоконченная ландкарта [15] Ландкарта – географическая карта. Московской губернии…

Второго генваря прибежал с поздравлениями Бяшин друг Максимка Тузов, в просторечии Максюта, сиделец из Суконного ряда. На Максюте новенький немецкий полукафтанчик с зернеными пуговицами, по воротнику расшит капителью. И башмаки у него с пряжками, телятинные, и на буйных кудрях вместо привычного колпака – треуголка с позументом.

– Максюта, огарышек ты мой! – встретила его баба Марьяна, которая жалела парня за неприкаянное сиротство. – Окоченел же ты, уши-то, глянь, сизые! Надел бы малахай, валеночки!

Федька-непочетчик загрохотал:

– Да ты погляди лучше, каков он жених! Кровь с молоком! Он небось на кафтан да на треуголку два лета копил. А ты – малахай!

Максюта повернулся к Федьке спиной и увел Бяшу в нижние сени, за штабель кирпича, – секретничать.

– На ассамблею идешь? – спросил он.

Ему уже все было известно – и то, как Бяша на Сухаревке с обер-фискалом познакомился, и то, как перед Новым годом Киприановых посетил сержант из губернского правления в сопровождении барабанщика. Объявил громогласно, что господин губернатор приглашает библиотекариуса Киприанова с сыном, и в списке отметил. И добавил:

– Покорнейше просят, дабы ваша милость не смели отсутствовать.

У Максюты щеки пылали – его-то никто не приглашал! У Максютки этого отец ходил в солдаты волонтером [16] Волонтёр – доброволец. , чтобы вызволить семью из крепостной неволи, да пропал где-то без следа в болотах Ингерманландии [17] Ингерманландия, Ингрия, Ижорская земля – область по берегам Финского залива и Ладожского озера, где был основан Петербург. . Теперь сын тянет отцовскую лямку, а ныне от господина своего, от стольника Елагина, отпущен на оброк [18] Оброк – денежная плата взамен каких-либо крепостных повинностей. в торговлю.