Александр Козенко - Джон Голсуорси. Жизнь, любовь, искусство

В апреле 1904 г. внезапно умер брат Ады Артур Чарльз, а со своей матерью она не поддерживала никаких отношений.

В тот апрель Ральф встретился с Голсуорси. 24 апреля 1904 г. он написал Ральфу Моттрему:

«Дорогой мистер Моттрем!

Я приеду в Норвич в следующую пятницу, для того чтобы стать поверенным одной из моих кузин Ады, и было бы очень хорошо познакомиться с вами. Вы бы были не прочь прийти пообедать со мной в Королевский отель, скажем в 7.30 или позже, если вы пожелаете, в этот вечер?

Я имел удовольствие видеть некоторые из ваших скетчей и читать “Вилкеса”. Надеюсь этим нельзя разрушить доверие, особенно в силу того, что они меня очень заинтересовали.

Поверьте мне, и искренне ваш, Джон Голсуорси ».

Они прошли несколько сотен ярдов, после того как встретились на платформе железнодорожной станции в Норвиче, до Королевского отеля и выбрали место у окна, выходящего на шоссе Принца Уэльского. Джон из напитков выбрал джин и имбирную настойку. Он очень дружелюбно разговаривал, но вдруг, какая-то деталь обслуживания заставила его вставить в глаз монокль и с не допускающей возражений интонацией в голосе обратиться к официанту. Это распоряжение мгновенно привлекло внимание и обнаружило в нем другого человека – путешествующего молодого аристократа, с хорошими средствами, привыкшего ко всему самому лучшему. Это произошло в мгновение, и монокль упал, но произвело на всех неизгладимое впечатление. Джон продолжал рассказывать о своих путешествиях и занятиях, но больше о литературе и немного о цели своего визита.

Был чудесный светлый апрельский вечер. Ральф и Джон сели в вагон трамвая, для того чтобы посмотреть старый город, а на обратном пути проехали мимо кафедрального собора, Ральф восхищенно процитировал чье-то высказывание об архитектуре как «застывшей музыке». Джон повторил эту фразу. Так они вернулись в отель Джона. «Его последними словами были: “Смотри, отбрось мистера!”. И мы стали называть друг друга по имени. Это продолжалось до его шестидесятилетия, когда Ада заменила имя на инициалы Дж. Г.».

В семье родителей Джека в это время происходили неприятные неожиданные события. За год до смерти отца Джека мать семейства, Блэнч, ушла от него, обвинив в связи с гувернанткой их внуков. Отец Джека уже давно был тяжело болен. Заботу о нем пришлось взять на себя дочерям. Его взяла к себе младшая дочь Мейбл, проживавшая с мужем по адресу 10 Тор Гарденз, Кэмпден Хилл. Но так как она ожидала своего первого ребенка Овена, всего за несколько месяцев до смерти отец был переведен в дом старшей сестры миссис Саутер по адресу Холланд Парк Авеню. Ему становилось то лучше, то хуже. И, когда Джек с Адой осенью 1904 г. были в Северной Италии, Джек написал отцу из Турина письмо (от 10 сентября), из которого можно заключить, что он путешествовал один.

«Мой дорогой Папа!

Я подобрал сегодня в Аосте (городок севернее Турина) все запоздавшие адресованные мне письма. Поблагодари, пожалуйста, девочек сердечно за все эти новости. Для меня было облегчением услышать, что ты передвигаешься без всяких опасений; это замечательный успех для тебя в условиях болезни и такой непогоды. Я сейчас на пути в Париж, где буду завтра. Прибуду домой в конце недели – самое позднее в понедельник…

Я провел пять дней в Курмагборе у подножия Монблана, но не видал такого чудесного пейзажа, как в первый день, хотя и поднимался высоко каждый день. Атмосферные условия так же важны, как и сами горы. Погода ухудшалась постепенно, когда я спускался, но это нисколько не ослабляло красоту долины, особенно нижней ее части и по направлению к Чатиллону, где имелся некий празднично-мечтательный вид, который я нигде больше не видел, за исключением востока – но и тот отличался тоже… Движение дилижансов, которое все еще сохраняется в этих долинах, полно спокойного веселья, которое делает их бесконечно предпочтительнее поездов. Весело видеть дорогу перед собой, и впадать в полудрему, и пробуждаться, и жевать фрукты, и дремать, и просыпаться и видеть виноградники, и бросать сольди бедным старухам, и слышать пару Падре, сидящих на заднем сиденье; все время щелчки хлыста возницы и звон колокольчиков на лошадях.

Для работы эти лошади слишком молоды. Я видел три или четыре – в возрасте от трех до пяти лет, – выглядящие, как пугала, с изогнутыми ногами и изможденными глазами. То же самое с фруктами – они собирают их слишком рано. Редко удается получить спелый персик, а спелую грушу – никогда. Фиги (винные ягоды) собираются в корзины; и виноград, когда вымоешь его…

Трудно осознать, что я в последний раз видел горы; когда ты находишься среди них несколько недель, они врастают в твое восприятие вещей опасным образом, не так ли?

Моя любовь, дорогой, и надеюсь, что следующая неделя может быть лучше.

Сильно любящий тебя Джек ».

Последние месяцы своей жизни больной отец провел у старшей дочери. Моттрем вспоминал, как на Холланд Парк Авеню его проводили через занавешенный дверной проем в комнату, в которой старший Джон Голсуорси лежал смертельно больной. Один раз он там встретился с очень достойной старой леди, которую раньше никогда не встречал среди родственников Джека и которая была его матерью. Ему тогда сказали, что она тоже была нездорова и жила с другими членами семьи, так как за ней требовался уход. На самом деле она пришла попрощаться с оставленным ею мужем. Она принадлежала по своей сущности к мрачным, подавляющим фигурам предшествующего поколения.

8 декабря 1904 г. старый Джон Голсуорси умер в возрасте 87 лет. Ушел превосходный человек, громадная Викторианская личность, которой Джек обязан своими лучшими чертами. Ради него Джек 10 лет не вступал в брак с любимой женщиной, а в последние недели, совсем беспомощному, читал Диккенса. Через неделю были похороны.

Голсуорси писал своему другу Сент Джону Хорнби: «Если учесть, что два с половиной года назад врачи утверждали, что жить ему осталось всего несколько недель, можно понять, сколь упорным был он по характеру, и оценить весь ужас нашего положения – ужас положения людей, наблюдавших эту долгую борьбу со смертью. У меня осталось чувство удивления и возмущения непостижимой грубостью природы».

Теперь Джеку не было необходимости скрывать свои отношения с Адой. Они, не таясь, поехали вместе на Рождество в Манатон, сельский коттедж Уингстон, который на долгие годы станет их деревенским прибежищем.

Майор Голсуорси уже не мог никого убедить в супружеской верности Ады и начал бракоразводный процесс. До завершения дела, когда Джек с Адой смогли бы пожениться, они решили отправиться в длительное зарубежное турне.

У Голсуорси не было сомнения в том, что он поступает единственно правильным путем, вступая в брак с любимой женщиной, пусть даже после ее развода с его же двоюродным братом. Он был глубоко убежден, что ничто не должно препятствовать любви и соединению любящих сердец и считал эту тему главнейшей для своего литературного творчества. Вместе с тем в условиях ханжеской морали современного ему общества, он страдал от чувства некоей социальной неполноценности. Он написал заявление о выходе из всех клубов, с деловой карьерой он покончил раньше и перестал бывать в обществе. Этот его комплекс неполноценности проявлялся даже в отношениях с ближайшими друзьями. Очень показательно его письмо Сент Джону Хорнби от 8 января 1905 г.: