Александр Константинович Белов - Великий поход

Они катались по земле, вцепившись друг другу в горло, и теряли силы. Скоро драчуны превратились в телесные развалины. Покрытые ссадинами, с измученным дыхлом и с неперегоревшей, но очень усталой злостью.

Как-то само собой противники отторгли сопротивление, чтобы выбраться из бесполезности этой затянувшейся потасовки. Они сидели привалившись спина к спине и шумно дышали.

— Ну? — выдавил из себя Индра.

— Хорошо! — сквозь муку ответил Намучи.

Кшатрий с трудом обернулся. Дан пытался улыбаться.

— Попить бы, — простонал пещерный воин, — а?

Индра не ответил.

— Эй, — тихо позвал дан, — Намати! Принеси-ка нам попить.

— За что я люблю пещеру, так это за её тайны, — говорил Намучи, развалясь на медвежьих шкурах и угощая Индру противной на вкус сурой. — Посмотришь вперёд, а там ночь, и кажется, будто глубина её непомерна. Вон, гляди!

Индра повернул голову и без особого интереса заглянул в тесный угол каменных стен.

— Верно я говорю? — улыбнулся Намучи. — Ведь ночь, а? Ну признайся!

— Ночь, — равнодушно подтвердил Индра.

Дан захохотал.

— Ночь, — сказал он удовлетворённо. — Слушай, а подари мне своих лошадей! Подари, а!

Он вскочил с лежанки и бросился к мешку с вонючей сурой. Налил полную миску и, ругая неровный пол пещеры, принёс пойло Индре.

— Мне для тебя ничего не жалко, — сказал Намучи, протягивая гостю суру.

— Не могу, — вздохнул Индра, нехотя принимая подношение. — Ведь мне нужно ехать обратно. Туда пешком не дойти.

— Да, — почесал бороду дан, — верно. Ладно, плевать на колесницу. А хочешь я подарю тебе что-нибудь? Например, лук. Лук хочешь?

— Как же ты будешь охотиться?

— Ну если не лук, то ещё что-нибудь. Мою меховину?

Намати принесла козьего сыра.

— Красивая у меня сестра? — самодовольно улыбнулся пещерный воин. — Слушай, бери её в жёны! А?

— Замолчи, болтун, — сдвинула брови юная красавица.

— А тебя я и спрашивать не стану. Если мой друг — великий воин Индра — захочет взять тебя в жёны, ты пойдёшь за ним, куда он тебе скажет. Ну, возьмёшь?

Индра покачал головой:

— У неё дурной характер.

— Это верно, — согласился Намучи.

— Я возьму у тебя немного еды. На дорогу.

— Хорошо, еды так еды. Только ты мне должен пообещать… Эй, Намати, соберика моему другу еды.

— Что пообещать? — насторожился Индра.

— Что везде, где ты будешь ехать, и всякому, кого ты встретишь на своём пути, ты скажешь, что Намучи — великий и бесстрашный воин.

— Послушай, ну разве можно нахваливать себя ни за что?! Вот я убил несколько демонов, и то великим воином себя не считаю.

— Ну не считаешь и не считай, а про меня скажи. А?

Индра покачал головой:

— Не могу.

— Ну и пёс с тобой! Ишь какой гордец!

Намучи замолчал, готовый разразиться бурей ругательств. Его внимание отвлёк какой-то шум в углу. Среди камней, на высоком лежбище.

— Эй, — позвал новый голос, — Намучи пришёл?

— Пришёл! — крикнула девушка.

— Что? Я спрашиваю, Намучи пришёл?

— Пришёл-пришёл, спи!

— Это — Нам, мой отец. Глухой, как пень, — пояснил Намучи.

Индра подумал, что теперь самое время уйти. Не доводя дело до новой бесполезной драки. Но прежде чем кшатрий успел встать, Намучи радостно выпалил:

— А давай клятву дадим!

— Какую ещё клятву?

— Что не станем причинять друг другу зла. Индра посмотрел на сияющую физиономию пещерного воина. Это, пожалуй, являлось тем малым, что могло бы откупить кшатрия от вынужденного присутствия в компании своего новоиспечённого друга.

— Ладно, — согласился Индра.

Нами, тихо следивший за всем происходящим, облегчённо вздохнул.

— Ну так, — начал неугомонный дан, — повторяй за мной: я, великий воин…

— Опять ты за своё?

— Ну я тебя прошу, — взмолился Намучи, — ну для меня, ну пожалуйста!

— Ладно, — сломался Индра. — Я, великий воин…

— Намучи…

— Индра…

— Клянусь не поднимать оружие против Индры…

— Клянусь не поднимать оружие против Намучи…

— Ни днём, ни ночью…

— Ни днём, ни ночью…

— Ни на суше, ни на воде…

— Ни на суше, ни на воде…

— Не наносить удара ни сухим оружием, ни мокрым…

— Не наносить удара ни сухим оружием, ни мокрым…

— И пусть отомстит мне великий дух Вала…

— И пусть отомстит мне великий дух Вала…

— Если я нарушу эту страшную клятву!

— Если я нарушу эту страшную клятву! Правда, я не знаю никакого Валы, — заметил Индра.

— Лучше бы тебе его и дальше не знать. Так ты что, уже уходишь?

— Да, — с надеждой предположил Индра.

— Намати, где же пища? — возмутился дан. Он с недовольством взглянул на вялые старания девушки. Хлопотавшей на каменном уступе среди деревянной посуды.

— А то останься, хотя бы до завтра.

— Нет, — покачал головой Индра, — меня ждут друзья. В роще. Я переночую с ними и на заре — в путь.

— Им, верно, тоже охота посмотреть на лодку? А? Может, у твоих друзей сложится иное мнение о нас, несмотря на это бревно? Ну ладно, не обижайся!

Индра резанул хозяина взглядом. В этот момент снаружи принесло детский щебет. Детей привлекли кони. Это следовало из торопливых, восторженных фраз.

Детей было много. Они беззастенчиво разглядывали Индру, набросившись на него доверчивыми глазами.

— Ну вот и зверинец пожаловал! — буркнул пещерный воин, поворотясь к бывшему врагу и обняв его за плечи. — Пойдём я тебя провожу. Намати подбежала к воинам и протянула брату узелок с едой.

— Отдай ему сама!

Девушка подняла глаза на кшатрия, но что-то внутри неё спугнуло этот взгляд, и она снова залюбовалась самоуверенностью брата, пихнув узелок Индре в руки.

— Послушай, — начал дан, когда они миновали безумную старуху, прыгавшую по земле на тощем заду. — Послушай, а возьми меня с собой! Туда, откуда ты пришёл.

Намучи задержал кшатрия и заглянул ему в глаза. Доверчиво и наивно. Индра, испытывая тягостное неудобство от близости этого человека, от всех его затей и чудачеств, только покачал головой:

— Как же ты оставишь свой род? Кто его защитит, в случае чего?

Пещерный воин сник. Окончательно.

— Поверишь, — заговорил он шёпотом, кося глазами на каменные исполины, — кроме этих проклятых мест, я в жизни ничего не видел…

Он улыбнулся, как-то виновато и уступчиво, вздохнул и снова расцвёл самодовольством.

Намучи вошёл в пещеру злой и неразговорчивый. Он пнул носком обувья толстобокий жбан, вставший у него на пути, и, хоронясь от любопытных взглядов, зашеворкал в собственный угол пещеры. Над которым мерцал факел.