Дмитрий Балашов - Бальтазар Косса

– За Коссу архиепископ Майнцский, – решился подать голос фон Ним, – а это серьезная сила!

– Не серьезнее Сигизмунда! – отмахнулся Доменичи и сдвинул челюсти, от чего в углах рта повисли тяжелые складки, еще больше придавшие ему сходство со старой черепахой. – Посмотрим, кого из кардиналов, кроме венецианцев, мы можем привлечь!

Начали перечислять. Пока получалось мало.

– А верно говорят, – вопросил фон Ним с внезапно пересохшим горлом, – что Косса в молодости, в бытность студентом болонского университета, имел дело с инквизицией, напал на стражников Святой Марии, кого-то убил, взял приступом тюрьму?

– Это грязная история, – возразил, подумав, Доменичи. – Ты не сможешь отменить решения покойного Урбана, и я не смогу. Что Косса – преступник, я знал с самого начала, еще тогда. Но упрекать его в студенческих грехах, снятых с него папскою буллой, не будем. Надо уважать сам институт папства, иначе мы докатимся невесть до чего!

– Но д’Альи…

– Чего, кстати, д’Альи с Жерсоном не понимают тоже! – вновь перебил Доменичи. – Но не будем ссориться. Покажи, что ты там написал!

Рагузский кардинал принял сухой морщинистой рукой бумагу и стал ее просматривать, бормоча себе под нос:

– Косса решил, что он снова студент в Болонье и его поддержат юные мерзавцы, не желающие учиться! Еще не пришедшие в себя от неподсудности университета городским властям! Все мы были молоды, да не все презирали наших наставников, которые сделали нас людьми из той серой глины, которой мы все являлись, пока не вступили под святые своды храма наук! Да, да, под святые своды! А такие, как Косса, позорят наши ряды! И то, что он сумел окончить курс и стать доктором, это только горький урок нам, наставникам, пропустившим этого негодяя, который, взобравшись ныне на престол Святого Петра, мыслит, что ему все позволено! Но нет! Еще есть церковь, и Святой Суд! И ежели он когда-то сумел уйти от справедливого наказания и даже получить отпущение грехов от Урбана VI… К слову, наш Приньяно, увы, не всегда был на высоте своего звания, которое обязывало его к большей осмотрительности в выборе сподвижников!.. Что ты мне дал? Это все подготовительные материалы, мне их недосуг изучать! Где главная грамота? Давай сюда!

Прикрыв морщинистыми веками глаза и соединив пальцы рук, Джованни Доменичи приготовился слушать, слегка втянув голову в плечи и сейчас вновь, как никогда, напоминая старую мудрую черепаху. Он слушал Дитриха фон Нима, иногда склоняя голову, бормоча порой: «Неплохо, неплохо!» В двух-трех местах предложил вставить более сильные выражения. Бестрепетно приказал фон Ниму приписать, что Косса был защитник раскола церкви, тут же и пояснив:

– Это очень важная деталь для нынешнего собора! Знаю, знаю, что ты, Дитрих, тоже заигрываешь с этими д’Альи и Жерсонами, но я считаю, что власть папы должна быть абсолютной властью. И ежели мы намерены снять Коссу, то и обвинять его надобно, прежде всего, в том, что гибельный нынешний церковный раскол – его рук дело!

Доменичи учительно поднял вверх указующий перст, лицо его осуровело. Теперь перед Нимом сидел уже не старый муж церкви милующей, но инквизитор, воин церкви карающей.

– И вставь еще, – почти грозно добавил он, – что Иоанн XXIII защищал ереси! Да, да защищал! Мы собрались судить еретика Виклифа и его последователя Яна Гуса. И осудить Коссу должны именно за потворство этим гнусным врагам нашей церкви!

Когда Дитрих, наконец, начал читать исправленный текст, Доменичи уже только склонял голову одобрительно, а когда дошла речь до того, что Косса напоминал не папу, а конного солдата, вновь поощрительно воздел перст, примолвивши:

– Вот, вот! Ничего церковного, ничего духовного не было и не могло быть в нем!

– «Иоанн был с самого своего младенчества человек непослушный, бесстыдный, нечистосердечный, не снисходительный к ближним», – читал фон Ним.

– Так, так! – поддакивал Доменичи. – А что он был в молодые годы пиратом, это ты объясняй всякому, кому будешь вручать эту грамоту, но писать это не нужно, ибо – увы! – многие папы начинали свой путь не так, как должно… Но слушаю, продолжай!

– «Притом он употреблял все виды святокупства, чтобы достичь папского достоинства. В бытность легатом он был бич зависимых народов. А чтобы достичь папства, он опоил ядом Александра V…»

– И не только его! Смерть Козимо Мильорати, папы Иннокентия VII, тоже на его совести! – поддакнул Доменичи.

– «А будучи папой, Косса не исполнял никаких своих духовных обязанностей, он был небогомолен, я не соблюдал ни постов, ни воздержания, и ежели отправлял когда мессу, то поступал всегда неблагопристойно и безчинно, походя более не на папу, а на конного солдата!».

На бледном лице Дитриха явился румянец, голос окреп и даже зазвенел:

– «Он утеснил бедных! Был враг правосудия, защитник злых, идол святокупцев, раб роскоши и соблазн церкви! Публично продавал архиерейские места, доходы. (Все грехи Томачелли, Дитрих, мстительно, тоже приписал Коссе.). Продавал мощи и святые тайны! Он пытался продать во Флоренцию за сто тысяч дукатов голову Иоанна Крестителя [42]. Он расточал церковные имения, отравлял ядом неугодных ему, был человекоубийца, клятвопреступник, защитник раскола. Иоанн – человек развращенных нравов, не смотрящий ни на стыд девиц, ни на святость брака, ни на преграду монастырей, ни на законы естества, ни на уставы родства. Он был жесток, и не мог ни в чем исправиться, защищал ереси и нечестие…»

– Так, так! – повторял Доменичи. – Еще припиши, он-де утверждал, что душа не бессмертна и нет будущей жизни! Ибо мы боремся не с папой! – Доменичи вновь поднял вверх указующий перст. – Но с хищным волком! С еретиком, токмо по попущению занявшим папское кресло! Мы боремся с дьяволом! – значительно домолвил он. – С дьяволом во плоти, дабы утвердить власть подлинного папы!

Вот эту-то бумагу, с попутными разъяснениями, Дитрих фон Ним, обегавший в эти дни всю Констанцу и сумевший получить негласное одобрение Сигизмунда, и представил, среди прочих, Генри де Бофору, который, прочтя, буквально вытаращил глаза и вопросил с великим удивлением:

– Зачем это вам нужно? Вы же собираетесь вместе с грязной водой выплеснуть из лохани и ребенка! В хорошеньком же виде представили вы церковь и самих себя, ежели избрали подобного папу! Не надо, не надо! Уберите, уберите от меня это сочинение и, ради Бога, не показывайте его больше никому! Вы хуже лоллардов и самого Виклифа! Помыслите, фон Ним, к чему может привести это ваше сочинение!

Увы! Возможно, сама судьба повернулась бы по-иному, ежели бы все отнеслись к этой бумаге так же, как де Бофор!

Однако фон Нима, как камень, выпущенный из пращи, уже ничто не могло остановить. Он бы и сам не сумел остановить себя, ежели бы, скажем, Джованни Доменичи этого потребовал. Но Доменичи только довольно потирал руки. В его голове уже складывался план: не удастся ли, скинув Коссу и сместив де Луна, оставить на престоле Святого Петра ветхого деньми Григория XII? Который, естественно, вскоре отойдет в лучший мир, и тогда… Тогда, быть может, и не Забарелла, и не эти смешные французы, а он, именно он, магистр богословия, стойкий доминиканец, преподаватель и епископ Рагузы, кардинал… быть может, он?!