Иван Фирсов - Головнин. Дважды плененный

Русскую императрицу весьма тревожили слухи с Британских островов. Граф Безбородко докладывал по этому поводу:

— Из Лондона, ваше величество, посол наш Семен Романович сообщает в письме о сих событиях, — граф вынул из папки листок, — я вам говорил, это борьба не на живот, а на смерть между имущими классами и теми, кто ничего не имеет. И так как первых гораздо меньше, то в конце концов они должны быть побеждены. Зараза будет повсеместной. Наша отдаленность нас предохранит на некоторое время; мы будем последние, но и мы будем жертвами этой эпидемии.

Екатерина нахмурилась, сжала недовольно губы:

— Ну, положим, наверное, сие Воронцов с перепугу и перехлестнул, но мы, граф, не должны забываться. Подобная зараза и нас касалась не так давно. Вспомните крамолу радищевскую.

Безбородко, член непременного совета, три года назад подписывал смертный приговор Радищеву, зябко передернул плечами.

— Сие, государыня, все так, надобно нам этой чумы сторониться и укреплять с государями западными союзнические устои супротив Франции.

Британцы вдруг вспомнили о временах Кромвеля [34], начали обсуждать права человека, на улицах зазвучало непривычное слово «гражданин». Франция через проливы, рукой подать, потянулись связи с парижскими якобинцами. На улицах Лондона праздновали победы французов над интервентами. А вскоре в Париже появились английские парламентарии. Они объявили Конвенту: «Французы, вы уже свободны. Британцы готовятся стать свободными». Англичане, шотландцы, ирландцы выражали свои пожелания: «Ничего не будет удивительного, если в непродолжительном времени прибудут такие же поздравления в английский национальный Конвент».

В палате лордов забеспокоились, из-за Канала, как называли тогда пролив Ла-Манш, в порты Англии просачивались крамольные идеи. Правительство Питта предложило Петербургу заключить союз против возмутителей спокойствия.

Занятая разделом Речи Посполитой, Екатерина II не раздумывая заключила с Англией соглашение о режиме на море. Отныне все российские и британские порты объявлялись закрытыми для французских торговых судов. Императрица не теряла надежды привлечь на свою сторону против Франции и своего извечного соперника на Балтике, Швецию…

В разгар лета на Ревельский рейд, после долгой отлучки, возвратился транспорт лейтенанта Креницына. Борта «Анны-Маргариты» потускнели, во многих местах облупилась краска. Видимо, судно не раз трепало штормами в открытом море, кое-где провисали ванты, пообтрепались паруса.

Обветренное до красноты лицо мичмана Василия Головнина сияло. Он впервые офицером соприкоснулся с той неспокойной средой, где ему предстояло провести лучшие годы жизни, не раз проверить свои знания, применить опыт, получить закалку для будущих схваток в стремлении познать неизведанное.

Правда и раньше, будучи гардемарином, он пообвыкся в штормах на Балтике, но тогда он обтягивал и перебрасывал шкоты и подбирал и распускал паруса по команде, выполняя малую толику общих действий экипажа корабля. Теперь он, оценивая ситуацию, мгновенно принимал решения и отдавал команды, от которых частенько зависела судьбы людей и корабля… Да и штормы в Немецком море, как тогда называли Северное, были похлеще, чем на Балтике, а тем более в Финском заливе…

Прошло три недели, и Креницын с Головниным обошли все помещения, проверили такелаж, пруса, якорное устройство.

— Кажись, все налажено по табелю и уставу, — проговорил капитан и кивнул на гавань, — а вон, гляди, и эскадра показалась. Никак кампания завершается…

Военный флот в мирное время, в отличие от сухопутного войска, в период кампании, то есть плавания, обязан постоянно держать свою выучку на должном уровне. Чем лучше подготовлен экипаж корабля для плавания в любых условиях, тем надежней его действия в выполнении поставленной задачи как в мирные дни, так и во время войны.

Обычно в мирное время войска тоже совершенствуют свою выучку, но, как правило, боевую. Шагистика же и строевая подготовка хороши на плац-парадах, да в почетных караулах, и только.

Военные корабли во время кампании в зависимости от обстановки также отрабатывают свои маневры и проводят боевые стрельбы, не забывая своего главного предназначения. Но в отличие от войск среда действия флота — море дает возможность государству использовать динамический потенциал кораблей и в мирное время. Как, например, демонстрация силы у берегов недружественных стран или визиты царственных особ, доставка морем высокопоставленных лиц, военных или каких-либо ценных грузов.

Поэтому лейтенант Креницын особенно не удивился, когда в начале октября его вдруг вызвали на флагманский корабль «Ростислав». На шканцах его ожидал командир катера «Меркурий» капитан-лейтенант Чернавин.

— Видимо, нам с тобой нынче не доведется отстаиваться, — поздоровавшись с Креницыным, проговорил он, — слыхал я, к шведам нынче нас запрягают.

В салоне флагмана, сутулясь, расхаживал худощавый Чичагов. Не приглашая сесть, он остановился перед прибывшими офицерами:

— Во исполнение высочайшего повеления, — обычно дребезжащий голос адмирала звучал глуховато, — и распоряжения Адмиралтейств-коллегии, вам назначено перевезти в Стокгольм посланника, нашего графа Румянцева. В море отправитесь по прибытию их сиятельства через недельку.

Чичагов остановился перед Креницыным, ткнул в него пальцем:

— Тебе надлежит принять на борт весь скарб посланника и его экипаж. По договоренности и его надобности останешься зимовать в Стокгольме. Мало ли, посланнику понадобишься, времена нынче зыбкие…

Еще издали, только увидав командира, Головнин определил по лицу его радужное настроение.

— Везет нам, Василий Михайлович, — едва поднявшись на палубу, проговорил Креницын, — опять в море двигаемся, да и надолго, на всю зиму видать.

Хорошее настроение командира передалось и Головнину.

— В какую сторону, господин лейтенант? Креницын недовольно скривился:

— Какой я тебе господин? Сказывал, обращайся по имени-отчеству, — капитан хитро сощурился, — ну, ежели при начальстве, величай по артикулу.

Пригласив жестом Головнина, он вразвалку зашагал в каюту. Вынув из продолговатого ящика кипу морских карт, поворошил ее:

— Завтра отбери все карты стокгольмских шхер и айда в контору порта. Проштудируй их досконально по тамошним описаниям. Я-то там не бывал, надобно не опростоволоситься…

Штормовые волны катились с севера, раскачивая суда, стоявшие в Ревельской бухте. Среди них выделялись готовностью к выходу в море с полностью вооруженными, но подобранными парусами «Меркурий» и «Анна-Маргарита».

Готовые к походу, корабли ожидали попутного ветра. В последний день октября вымпелы на стеньгах откинуло на запад, ветер заходил к осту, на судах засвистели боцманские дудки. Поднятые по авралу матросы карабкались по вантам, копошились возле шпиля на баке…