Дмитрий Нагишкин - Сердце Бонивура

— Я был уверен! — сказал Виталий твердо. — И товарищ Борис, и Козлов, и другие знают теперь, что провалилась только «кофейня», а не организация.

— А теперь ты понимаешь, что поступил опрометчиво?

Виталий потупился. Когда утром он действовал, узнав об аресте Семена и Нины, все казалось ему простым и ясным: именно он лично должен был оказаться там, чтобы парализовать естественное замешательство и, может быть, страх полного разгрома среди тех, кто не был арестован. А теперь выходило, что он поступил, как мальчишка, необдуманно, поспешно, рискуя многим. И ему было очень тяжело вымолвить слова:

— Кажется, понимаю.

— Только кажется? — в голосе Михайлова послышались какие-то новые нотки, заставившие Виталия вскинуть взгляд на председателя комитета.

Михайлов подошел к Виталию вплотную. Его внимательные глаза уставились на юношу, точно он видел в нем что-то, чего никто не видел. Какие-то искорки промелькнули в сером спокойствии глаз Михайлова, но Виталий не мог определить: усмехается или сердится моряк?

— Мы ни отваги твоей отнять не хотим, ни долга твоего перед товарищами убавить, — сказал Михайлов, — а хотим, чтобы ты научился глядеть вперед, предвидеть, когда и что можно делать и когда чего делать нельзя! Наперед запомни, что в нашем деле анархизм — ни к черту не годная штука! — И другим тоном он добавил: — Теперь послушай, что мы хотим предложить для освобождения Семена и Нины; не думай, что они дороги одному тебе!.. А в общем твой план неплох! Очень неплох… Но к нему нужна страховка? Понимаешь?..

В двенадцать часов следующего дня рябой казак Иванцов, вестовой командира сотни особого назначения Караева, осторожно просунул голову в дверь спальни командира. В комнате были опущены шторы. Иванцов сказал вполголоса:

— Господин ротмистр! А господин ротмистр!

Заскрипела кровать. Ротмистр завозился в постели, подымаясь.

— Ну, чего еще? — хрипло спросил он. — Какого черта надо?

Рябой опасливо убрал голову. Но через секунду опять открыл дверь.

— Господин ротмистр! К вам добиваются.

Ротмистр сел, укутав ноги одеялом.

— Гони всех к черту!

— Говорят, по срочному делу.

— С-сукины дети! — проворчал ротмистр. — Умереть не дадут!

— Это точно! — сказал Иванцов, поднимая шторы и наскоро оправляя постель.

— Кого там дьявол принес? — одеваясь, спросил Караев.

— Китаёза, а с ним русский один. Говорят: «Не разбудишь — пожалеешь. Очень важное дело…»

— Вот я им сейчас покажу важное дело!

Караев решительно вышел из спальни.

Тучный китаец в черном шелковом халате и лаковых туфлях сидел в кресле и, положив на расставленные колени твердую соломенную шляпу, обмахивался веером из тонких костяных пластинок, расписанных позолотой. Его полное лицо, острый взгляд густокарих глаз, розовая кожа на щеках, белые зубы, полные руки с длинными прозрачными ногтями говорили о достатке, богатстве. Второй посетитель не заслуживал внимания: обыкновенное лицо, ничем не выдающееся, простая одежда, довольно поношенная, — видимо, счетовод или писарь китайца.

Увидев ротмистра, китаец улыбнулся, неторопливо поднялся и сделал легкий полупоклон. Караев ответил кивком головы.

— Чем могу служить?

Китаец указал ему на стул, сел сам и стал говорить по-русски, чисто, с приятным акцентом:

— Думаю, что нам надо познакомиться, так как дело, с которым я к вам пришел… Ли Чжан-сюй… коммерсант.

Караев буркнул:

— Ротмистр Караев.

— Вы начальник части особого назначения?

— Да! — насторожившись, ответил офицер.

В этот момент рябой казак вышел из спальни. Китаец кивнул на него:

— У меня дело к вам, господин ротмистр, которое не терпит свидетелей.

Караев выслал казака за дверь и в свою очередь посмотрел на спутника китайца, вопросительно подняв брови. Китаец равнодушно сказал:

— Это Ваня. Это со мной.

Всем телом он повернулся к ротмистру и спокойно произнес:

— Господин ротмистр, я хочу сделать у вас одну покупку.

— Не понимаю! — сказал Караев, откинувшись в кресле.

— Дело, видите ли, в том, что у вас находятся двое моих людей. Я предложил бы за них крупную сумму — десять тысяч рублей… выкуп.

— Я не понимаю! — хриплым голосом произнес ротмистр. — Какие люди? Какой выкуп? Вы меня с кем-то путаете, милостивый государь!

Он сделал движение, чтобы подняться, но китаец неожиданно быстро и легко пододвинулся к нему вместе со стулом и остановил его вежливо, но твердо:

— Не спешите, господин ротмистр! Сейчас вы поймете. В тридцать шестом полку были арестованы два человека — содержатели кофейни для кадет…

— Большевики! — сказал Караев.

Китаец коротко хихикнул, потом раскрыл рот, и все тело его затряслось от смеха. Караев с недоумением посмотрел на китайца. Тот неожиданно замолк и, наклонившись к ротмистру, вполголоса сказал:

— Наши люди не бывают большевики. Политика — не наше дело.

— Какие ваши люди? Кто это вы? — раздраженно спросил Караев.

Китаец осклабился, обнажив крупные белые зубы.

— Мы коммерсанты фирмы «Три Т».

Караев вскочил.

— Что за чертовщину вы городите, господин коммерсант?! Что это за торговля? В кофейне найдено оружие!

Китаец спокойно смотрел на него.

— Каждый коммерсант по-своему. В нашей коммерции оружие необходимо. Я думаю, вы слыхали о такой фирме — «Три туза»?

Караев прищурился. «Три туза» — это была бандитская шайка, филиал крупнейшей шанхайской организации преступников, главным источником дохода которой являлось вымогательство. Похищая кого-нибудь из членов состоятельной семьи, бандиты назначали выкупную цену. Если проходил срок и выкуп не поступал, глава семьи получал от бандитов напоминание с приложением отрезанного пальца или уха жертвы. Если пострадавший не хотел платить или родственники его пытались с помощью полиции вернуть пленника, последнего убивали, а если это была женщина — ее продавали в публичный дом в Китай, в Маньчжурию. Шайка действовала дерзко и безнаказанно.

Караев возмущенно сказал:

— Ком-мерсанты?! Бандиты!

Китаец вежливо улыбнулся.

— Да, иногда нас называют и так, господин ротмистр. Для нас это такое же дело, как всякое другое! Мы даем товар, нам платят, очень просто… Я предлагаю вам дело. Подумайте: десять тысяч — это много!

— Я арестую вас! — сказал Караев. — Отправлю в милицию.

— Глупо! — спокойно ответил Ли Чжан-сюй. — Через час я буду на свободе.

— В контрразведку!

— Мы не занимаемся политикой… Я буду освобожден через два дня…

— Вы, однако, хорошо владеете собой! — усмехнулся Караев.

Китаец невозмутимо ответил:

— В нашей работе волнение излишне. Волнуются только наши клиенты.

Наступило молчание. Китаец выжидал. Он раскрыл и с треском закрыл свой веер. Десять раз проделал он это. «Десять тысяч!» — пронеслось у ротмистра в мозгу. Он вздрогнул. Китаец уловил это движение. Он дважды раскрыл и сложил пальцы правой руки. Десять!..