Дмитрий Нагишкин - Сердце Бонивура

Петр прищурился.

— Этот дядька с головой… Вот, Виталий, какое дело: из-за этих убитых, как говорит и твоя разумная сестрица, японцы могут ввести во Владивосток свои войска. А мы, естественно, будем этому сопротивляться… Значит, война, — жестокая, неравная… Запомним мы этот день!

— Ну, Петр, ты уж панихиду запел! — недовольно сказала Анна. — Чем это мы воевать будем? Лишь два месяца назад создана Красная Армия… Народу есть нечего… А ведь если война, то нас тут в два счета прихлопнут: до Москвы десять тысяч верст.

Петр посмотрел на Анну.

— Помирать, конечно, рано… Москва далеко? Но ведь и тут люди есть, найдется кому драться. Армия наша молодая — это верно. Голодновато? Тоже верно. Но это все ничего. Нам есть за что драться. А когда есть за что воевать, один наш человек десятерых стоит!

Позавтракав, Виталий поспешил в гимназию. Перед зданием толпились гимназисты и преподаватели. У ворот стояли два низкорослых японских солдата в хаки с узенькими поперечными погончиками на плечах. Широко расставив толстые ноги в обмотках, они скрестили винтовки с привинченными ножевыми штыками, загораживая вход.

Старичок, директор гимназии, пришедший позже остальных, спросил о причине скопления толпы. Ему ответили:

— Да вот, Георгий Степанович, японцы не пускают!

— Какие японцы? Что за чепуху вы мелете, господа? — вскипел директор.

Однако, разглядев часовых, он поджал губы.

— Надо разъяснить им, что это учебное заведение. Ведь они культурные люди, они поймут.

— Толковали им уже. Ничего не понимают.

— Пустите меня. Вы просто не знаете, как за дело взяться.

Директор решительно направился к часовым. Поправив дрожащей рукой пенсне на переносице, он с достоинством обратился к солдату:

— Послушайте, как вас там… милейший! Здесь происходит какое-то недоразумение. Это учебное заведение. Гимназия! Понимаете?

Солдаты равнодушно смотрели мимо него.

— Нам надо пройти в классы, господа! Понимаете? Чтобы изучать гуманитарные, так сказать, науки, учить вот этих молодых людей! — директор широко развел руками, указывая на гимназистов. — Понимаете? Альфа, бета, гамма. А, бе, це, де, е, эф… — Он сделал вид, что перелистывает книгу.

Деревянное лицо одного часового оживилось. Он засмеялся. Директор обрадованно сказал:

— Ну вот, давно бы так! Я же знал, что мы договоримся. Прошу, господа преподаватели! — И он направился в ворота.

Лязгнули штыки. Солдат резко сказал:

— Вакаримасен! (Не понимаю).

— Но мы же договорились, — жалобно сказал директор, отступая назад.

Солдаты, точно по команде, взяли ружья наперевес. Один из солдат сделал выпад-укол и крикнул:

— Та-а-х! Борсевико!

Гимназисты и учителя бросились в стороны.

— Господи! Нелюди какие-то! И откуда они на нашу голову взялись? горестно вздохнула учительница французского языка. — С неба, что ли, свалились?

— Ну, положим, не с неба! — ответили ей.

Растерявшийся директор уронил пенсне.

— Ума не приложу, что это значит, — бормотал он, поднимая пенсне с мостовой.

В это время от Светланской послышался мерный топот. Затрещали барабаны, и раздались звуки горнов, исполнявших какую-то короткую воинственную мелодию. Потом барабаны и горны смолкли, и сильнее стал слышен мерный шаг идущих. В окнах домов появились взволнованные, любопытствующие лица горожан. Из лавок, магазинов и мастерских выскакивали люди.

По улице шел батальон японских пехотинцев. Все они были одеты тепло, по-зимнему, в высоких меховых шапках, в тулупчиках, крытых хаки. Четыре трубача и четыре барабанщика через каждые двести шагов повторяли ту же мелодию. Впереди шагал офицер. Важно, не глядя по сторонам, весь напружиненный, он вышагивал по мостовой. На лице его была написана значительность минуты, сознание своей силы и уверенности в себе. Когда колонна поравнялась с подъездом торгового дома «Ничиро», японцы, высыпавшие на улицу, троекратно прокричали «банзай». Офицер, выхватив саблю из блестящих ножен, отсалютовал.

— Что же это делается? Господи! — воскликнула учительница французского языка, всплеснув руками. Потом она всмотрелась в офицера, который показался ей знакомым, и пробормотала: — Ничего не понимаю! Что это за метаморфоза? Чудеса, да и только!

Батальон дошел до гимназии. Часовые раскрыли ворота. Солдаты повзводно прошли мимо ошалевших гимназистов и учителей, гремя подкованными ботинками и лязгая снаряжением.

Офицер остановился у ворот, пропуская солдат. Учительница со все возрастающим изумлением всматривалась в него. Наконец, не выдержав, она подошла к нему.

— Слушайте, Жан! Это вы?

Офицер приложил два пальца к козырьку и любезно осклабился.

— Да, это я! — сказал он. — Но я не Жан!

— Я не понимаю! — в замешательстве смотря на него, протянула учительница. — Что это значит?

Японец выпрямился, вытянулся. Лицо его приняло то же выражение, с каким он салютовал на крики «банзай». С холодностью посмотрев на собеседницу, он ответил:

— С вами говорит поручик японской императорской армии Такэтори Суэцугу, мадам! Мы займем это здание, пока нам не предоставят казармы.

— Но зачем это? Ничего не понимаю.

— Чтобы защищать достояние и жизнь наших соотечественников! — отчеканил Суэцугу, бывший парикмахер Жан. — Два несчастных моих собрата уже пали жертвой большевиков, — он кивнул головой на мастерскую часовщика Исидо. — Но отныне ни один волос не упадет с головы японца в этой стране!

Суэцугу прошел в ворота. Часовые опять скрестили штыки.

Растерявшийся директор сказал учителям:

— Я подчиняюсь силе, господа!.. Распустить учащихся по домам на три дня. Я надеюсь, что за это время все выяснится и уладится. В конце концов, ведь мы же тут хозяева…

Первый шаг был сделан. Японские солдаты ступили на русскую землю.

Но за спиной Японии стояла Америка — всемирный ростовщик, безмерно наживавшийся во время войны на продаже оружия и военного снаряжения не только своим союзникам, но и своим противникам.

Сначала Америка пыталась действовать через Временное правительство России, пообещав широкую поддержку военными материалами для ведения «войны до победного конца». Американские поставки должны были идти через Владивосток и транссибирскую магистраль. В этих целях США предложили «упорядочить» работу железных дорог Сибири и Дальнего Востока, пришедших за время войны в упадок.

Во Владивосток прибыла миссия мистера Стивенса в составе семисот человек, которых американские хозяева расставили так, что даже на Камчатке оказались их резиденты. «Специалисты» мистера Стивенса сразу же взялись за съемку и описание не только железных дорог…

Советы взяли власть в стране в свои руки. Американцы все еще надеялись удержаться на Дальнем Востоке и сохранить у власти буржуазно-меньшевистский предательский режим в Приморье, которое служило бы им базой для дальнейших действий. 23 ноября 1917 года на владивостокский рейд прибыл крейсер первого ранга «Бруклин» из состава Тихоокеанской эскадры США, под командованием адмирала Найда. Советское правительство заявило решительный протест против действий американцев. «Бруклин» покинул Золотой Рог. Миссии Стивенса пришлось убраться.