Георгий Марков - Строговы

Теперь, когда отряд Залетного двигался по снежной целине, от затеса до затеса, старик припомнил этот разговор.

Он ехал впереди всех. Его высокий, сухоребрый конь, отфыркиваясь, брел по снегу. Конь часто спотыкался о валежник и кочки, зарывался мордой в снег. Дед Фишка и по добрым-то дорогам не любил ездить верхом, а такая езда подавно не нравилась ему. Сгорбившись, то и дело подпрыгивая в седле, он оглашал тайгу громкой руганью:

– А, язви тебя, Тимофей, с твоими конями!

Залетный отшучивался, а отряд покатывался со смеху над их перебранкой.

В одном месте Тимофей вызвался сменить старика. Дед Фишка охотно согласился: ехать по проторенной дороге было намного легче. Но передовым Залетный проехал с версту и оскандалился: потерял затесы, свернул куда-то в сторону и загнал своего коня в такой сугроб, из которого его пришлось вытаскивать с помощью партизан.

– И куда тебя черти несут? Едешь в самый кочкарник! – негодовал дед Фишка.

– Да ведь его не видно, кочкарник твой, о нем на снегу не написано, – посмеиваясь, пытался оправдаться Залетный.

– Как не написано? Видишь, ельник-ползун да чахлый кедровник растет – значит, болото, – продолжал бушевать дед Фишка. Он вновь поехал впереди отряда, безошибочно, по каким-то ему одному известным признакам угадывая охотничью тропу.

В полдень Залетный приказал отряду остановиться на отдых. Большая и самая трудная часть пути была пройдена. Люди притомились. Лошади были мокрые, будто выкупанные, и от них поднимался пар.

Для остановки выбрали большую поляну возле речки с обширной полыньей. Мужики бросились с ведрами за водой – варить чай. Но Тимофей вернул их: разжигать костры было опасно. Верстах в пяти от стоянки, самое большее, начинались жировские отруба, с теплыми избами, амбарами и овинами. Партизаны приуныли – какой же отдых без чая?

Дед Фишка томился тем же желанием. Он поспешил помочь беде. По его совету молодежь быстро соорудила из пихтовых веток балаган. Когда внутри его разожгли костер, все увидели, как опытен в таких делах старый охотник. Дым от костра, скапливаясь в балагане, медленно выползал сквозь хвою веток и таял в зимнем воздухе, не поднявшись даже до макушек деревьев.

Изобретательность старика подкупила и Залетного, недовольного вначале тем, что партизаны ослушались его.

– Кончим войну, дед Фишка, – смеясь, сказал он, – и произведем тебя в строительных дел командиры. Будешь строить нам избы, бани, выдумаешь какую-нибудь штуковину, чтоб на кручу воду из речки на коромыслах не таскать.

– Нет, Тимофей, по топорной части я не горазд, – всерьез проговорил дед Фишка и, мечтательно сверкнув из-под бровей глазами, закончил: – Замирение выйдет – на Юксу, брат, подамся. Там у меня дел – в жизнь не переделать.

Часа через два отряд вновь тронулся в путь. После отдыха кони шагали бодрее. Люди тоже оживились, опять послышались веселые голоса, смех. Парни попытались даже запеть, но Залетный сердито замахал кулаком, и песня оборвалась в самом начале.

Дед Фишка хотел было заступиться за молодежь – до жилых мест еще далеко, – но вдруг натянул поводья, остановил своего коня и проворно обернулся к отряду.

– Что там? – обеспокоенно спросил Залетный, заметив тревогу на лице старика.

– Дымом, Тимофей, пахнет, – с тревогой проговорил дед Фишка.

Залетный повел носом, понюхал воздух:

– Не чую.

– Дюже шибает!

Старик слез с лошади, сдвинул шапку на одно ухо, прислушался и сказал:

– Лыжи надо.

Отряд вез с собой десяток пар лыж… Они были во вьюках с провизией и боеприпасами в самом хвосте отряда. Командир передал приказание. Лыжи доставили.

Дед Фишка, заткнув полы шубенки за опояску, скрылся в пихтовой чаще…

Возвратился он через полчаса, совсем с другой стороны.

– Землянка, Тимоха, в осинниках, – сообщил старик.

– Тропы есть?

– Кругом обошел – ни одной.

– Что ж, с неба упала?

– Гадай как хочешь.

Посудили-порядили, сошлись на одном: землянку окружить, ее обитателей, кто бы они ни были, арестовать, чтоб весть о движении отряда каким-нибудь случаем не проникла в Жирово.

Командир отряда, Тарас Заслонов и пятерка бойцов из его взвода, среди них неразлучные Максим Строгов и Андрей Зотов, пошли гуськом на лыжах вслед за дедом Фишкой.

Землянка была вырыта на ровном месте, в густом, мелком осиннике. Крышу ее занесло снегом, и только глинобитная, бойко дымившая труба одиноко торчала из сугроба. От землянки в глубь осинника тянулась чуть приметная, запорошенная свежим снежком тропка.

Партизаны окружили землянку. Залетный, дед Фишка, Максим подошли шагов на двадцать, остановились.

– Эй, люди добрые, кто там есть? Выходи! – крикнул дед Фишка.

Дверь землянки осталась неподвижной, только эхо откликнулось где-то совсем вблизи.

Залетный, недовольно фыркнув, сказал:

– Что ты их добрыми величаешь! Может, тут беляки засели? Вишь, притаились.

– Обходительность, Тимофей, – неопределенно мотнул головой дед Фишка.

– Эй вы, шкуры барабанные, бараны дохлые! – закричал Залетный, умевший ругаться с вывертами, залихватски, но не кончил. Дверь землянки вдруг взвизгнула, открылась, и в ней показался человек, заросший до глаз волосами, в ветхой шапке и в рваном полушубке.

– Ты кто здесь, приятель, будешь? – спросил дед Фишка, сделав несколько шагов к землянке.

Человек вскинул голову.

Дед Фишка попятился назад, всплеснул руками:

– Наваждение окаянное! Что это с тобой приключилось?

– Загиб я, – сказал человек и заплакал.

Тимофей и Максим переглянулись, не понимая еще, что все это значит. Дед Фишка обернулся к Залетному.

– Узнаешь, Тимофей?

– Да кто это?

– Дениска Юткин.

Залетный приблизился, заглянул Дениске в лицо, строго спросил:

– Откуда ты, леший, тут взялся?

Дениска рукавом вытер опухшее волосатое лицо, заговорил путано, торопливо, пугаясь своего голоса. Из его беспорядочных слов партизаны поняли, что поселился Дениска в этом месте осенью, после захвата партизанской армией Волчьих Нор, когда Евдоким Юткин вместе со своими друзьями из «армии содействия» перекочевал в Жирово. Пока Евдоким Юткин был в Волчьих Норах, вдали от Дениски, он мог не замечать того, что младший сын его стоит в стороне от борьбы с красными. Теперь Евдоким вспомнил о сыне и позвал его к себе. Дениску определили ординарцем к штабс-капитану Ерунде, исполнявшему обязанности начальника контрразведки в штабе полковника Бурова. В первую же ночь Дениска бежал куда глаза глядят.

– Ах ты, глупый! Да разве можно в твои годы жить тут одному? Ты и умом рехнуться мог бы. К партизанам и шел бы! – мягко, с сочувствием проговорил дед Фишка.

Дениска нахохлился, вздохнул: