Николай Задорнов - Золотая лихорадка

– Не умеют мыть! – ответил сын. – Может быть, сахалинцы?

По молчанию отца всегда можно почувствовать, согласен он или нет. Сейчас Егор не согласен.

– Отстань от меня немного, – сказал Егор, переходя гребень.

Василий снял винтовку и держал ее наготове, привычно слушаясь отца. Глаза Василия забегают вперед Егора, а сердце идет с отцом рядом. «Не было печали, попадем под обстрел!»

Хищникам продукты нужны.

Егор с Василием несут муку, соль и масло. Надо все перетаскать в новый табор. Будет у них новый участок. По камням текут ручьи, во мхах вязнет нога, тяжесть давит… Бродяги не знают, где мыть. На всех ключах рыто, рвано, схвачено… Зверье!

Внизу открылся пролом в скалах, деревья растут, как травинки, по отвесу камней и по венцам, а внизу шумит речка в сини и пене, с камнями в волнах. Тропа набита сапогами. «Это мы шли, но не только мы».

Очкастый рассказал про Катю. Она будто бы была острижена в больнице, лежала там в городе в тифу. Отец ее – бакенщик, бывший матрос, пьяница. Василий все это знает. Пьяница отец и стриженая голова и синяк под глазом! И все чудо как хорошо! А глазки – василечки гордые в голубом огне.

Если смотреть со скалы на тропу под отвесом, можно подумать, что молодой бредет по следу бородатого, хочет его подстрелить.

Весь июнь стояла холодная дождливая погода с ветрами.

Больных на прииске мало. С устьев реки весной доставляли купленный на баркасах лук, сухую малину, а теперь есть и зелень, и ягоды…

… – Вешать его или стрелять? – обсуждали выборные.

– Вешать! – сказал Родион. – Удавить, заразу, пусть крутится.

– Это надо виселицу делать, опять от работы отрываться.

Гаврюшка доложил, что преступник – беглый каторжанин, рецидивист. Ему сорок лет. Гаврюшка его не пустил на прииск, но он обошел где-то тропой и, выйдя на реку, нанялся сначала к гилякам в работники на промысел, а потом ушел…

Егор почти не спал ночь. Не хотел бы он убивать человека. Сам как с тяжелого похмелья! «Я должен лишить человека жизни!» Впервые. Если бы не на прииске, сдать бы его властям. Но ведь это то же самое. Егор отступиться не смеет. «А вот я винил Ивана».

– Я никогда не вешал. Как вешать? – спросил Егор. «Кто возьмется?» – спрашивал его взор.

– Я не вешал! – ответил Сашка. – Когда был солдатом – колол, рубил.

– Я видел, вы под Кантоном сражались, значки вынесли на пиках, – сказал матрос. – А у нас вешали на рее товарища. Жалко было. Он капитана ударил. Тот ему ухо откусил, зверь был.

«Сашка был солдатом… У каждого в жизни было что-то свое», – подумал Егор.

Повели убийцу. Егор посмотрел ему в лицо. Страшная, злая радость показалась Егору в его глазах, как будто мучения людей, приконченных им, не давали ему покоя и стояли перед глазами. Словно сам он рад, что сейчас прикончат его и с ним все зло и в то же время что-то жаль ему себя. И он сам боится.

Бродягу привязали к дереву, он дернул руку, когда кто-то затянул ее грубо. Теперь виден только его затылок с патлами скатавшихся волос. Все молчали и спешили. А Родион спокойно, словно делая нужное и полезное дело, все затягивал веревки, как гужи на хомуте.

Вышло много охотников. Каждый видел вчера растерзанных.

– Живучий! – сказал кто-то после первого залпа.

– Жить хочет! – подтвердил Родион.

– Такова жизнь! – говорил Полоз, шагая с президентом к прииску.

А земля была уже утоптана и дерево сожжено.

– Жизнь – борьба, и борьба не должна сдерживаться… Все равно она происходит в обход законам и условностям.

Егора встретила Катька. Она прыгала, и он подумал, не с ума ли сошла невестка.

– Маманя, маманя! – кричала Катюшка, показывая на подходившую лодку.

– Моя жена приехала! – сказал Егор и слабо улыбнулся, как выздоравливающий.

У Натальи видней седина на висках, лицо свежее и загорелое, она жмурится от сильного солнца и от радости. Лодку пригнал Алексей – младший сын Кузнецова.

– Наконец-то добралась до твоего прииска, – сказала Наталья. – Федя скоро приедет. Медведя хочет привезти на прииск, говорит, бадью качать будет. А как ты тут, удалая голова? Голова ты моя! – ласково молвила она, беря два узла в руки. Но тут же Катя и Татьяна отняли их.

Алексей кинулся к брату Василию.

– Ну, пойдем в забой, я тебе покажу, как золото добывают! – обнял его за плечи Василий.

– Штой-то ты его в забой! – воскликнула Ксеня. – Ты его своди в артель, где в карты режутся, на золото играют! Или в ресторан к китайцу. А трудиться ему еще всю жизнь придется, что там хорошего, в твоем забое? Че он работы в жизни не увидит? Иди к часовому мастеру, пусть поглядит!

– Маманя, маманя, – суетилась Катюшка.

Ксеня выскочила из пекарни и низко кланялась. «Вот же льстивая стервенка, – думала она, глядя, как Катя вьется подле свекрови. – Морская змейка, схватила узелок!»

– Ну, веди к себе! – сказала жена Егору.

– Пойдем, Наташа.

– Что невеселый, иль не рад?

Наталье все низко кланялись.

– Как бы тут мне не оступиться! – приговаривала она и почтительно отвечала поклонами на все стороны.

– Вы, мама, им сильно не кланяйтесь, – сказал Сашка. Он стал отгонять любопытных. – Вы тут супруга президента!

– Федя наш сзади едет! – сказала Татьяна. – С медведем!

– Егор! Скорей! Беда, – закричал, распахивая дверь избы, Федосеич. – Скорей на выручку! Перепились артели! Вот кто-то боялся, что за кровь бог накажет. Вот люди не выдержали казни и перепились! Так всегда! Сволочи! Пьянчуги!

… Егор хотел после обеда показать жене штольни и шахты, свои и чужие. Он ни словом не обмолвился о том, что случилось.

– Иди скорей, Никита сгоняет китайцев… Там драка! Тимоха с Сашкой не могут справиться. Китайцы меня послали. Там артель перепилась.

Быстро пошла лодка к Силинскому берегу. «Никита спьяну не вытерпел… Давно эта китайская артель ему покоя не давала», – думал Егор.

Прииск почти не работал. Из лодки вслед за Егором выпрыгнул Федосеич, Илья, Васька и пьяный Ломов. Навстречу Егору из-за отвалов вышел китаец Литюфан. Он придерживал рукой левый глаз. Не сказав пи слова, китаец прошел мимо Егора к реке.

– Зверь, антихрист! – кидался Силин на Никиту. – Уходи!.. Только тронь, и тебя на виселицу! – Сплин тоже был пьян.

Теснились пьяные мужики из артели, тут же староверы, китайцы с дубинами и лопатами.

Никита еще рвался в драку с Сашкой, а Тимоха не пускал его.

– Не лезь, – сказал Сашка.

– Тварь, образина, я еще достигну тебя.

– Приехал? – спросил Котяй Овчинников. От него пахнуло водкой, как из донной бочки.

– Собака! За нехристей? Против бога! Против царя! – Егора взял за горло низкорослый Рыжак с дико дерзкими пьяными глазами.

– Кто собака?

Кто-то ударил Егора сзади по голове. Засверкали топоры и лопаты.