Альфред Дагген - Деус Вульт!

Наступала поздняя осень, зачастили дожди, Тигр и Евфрат разлились, все меньше караванов приходило с востока. В день Святых Симона и Иуды, двадцать восьмого октября, наши герои выехали в Антиохию, оставив замок на попечение здешних христиан. Это было рискованно, потому что местные уроженцы никогда не осмелились бы удерживать форт против злобных турок, но Рожер не протестовал; и без разговоров было ясно, что граф Боэмунд собирает в Антиохии все свои силы на случай, если совет примет решение, которое развяжет междоусобную войну, и что Роберт наверняка получил тайные указания привести с собой всех воинов.

В Антиохии оказалось, что дом Рожера занял какой-то знатный барон, вхожий в совет вождей. Но после четырех месяцев мирного соседства дела пошли хуже, и в старом лагере паломников стали восстанавливать хижины для тех, кому не хватило места в городе. Даже герцог Нормандский наконец-то заинтересовался организационными вопросами и велел своим сторонникам разместиться на восточной окраине лагеря, подальше от Мостовых ворот, где могла со дня на день начаться драка.

Совет готовился заседать долго. Все боялись одного и того же: если не удастся принять решение, которое устроит всех, начнется гражданская война. Поэтому вожди осторожничали, пытаясь с помощью проволочек и тайных уговоров привлечь на свою сторону колеблющихся. Перво-наперво следовало решить, кому должна принадлежать Антиохия. Хотя Боэмунд захватил три четверти города, он, как и все норманны, стремился получить документ, неоспоримо подтверждающий его права. И пусть даже прованцы по-прежнему удерживали большой кусок стены, свергнуть Боэмунда без кровопролитного сражения им не удалось бы, а посему вопрос сводился к одному: в каком качестве граф будет править городом и чьим он станет вассалом.

Раймунд Тулузский высказывался за то, чтобы сеньором графа считался греческий император. Но большинство вождей колебалось. Собственно, спор не имел смысла. Никто не верил, что Боэмунд, фактически владевший городом, станет выполнять вассальные обязанности перед греками, какие бы условия ему ни предлагали. Но тщательное соблюдение феодального права имело большое значение для будущего: Боэмунд был бунтовщиком от природы, но его наследникам все равно пришлось бы рано или поздно пожать плоды принимаемого ныне решения. Поэтому обсуждение двигалось медленно, с дотошным разбором всех статей договора, заключенного после падения Никеи, и скрупулезности их соблюдения Алексеем.

Но вопрос о судьбе города был лишь поверхностным проявлением иного, куда более важного: что делать дальше? Ясно, что независимому княжеству Антиохийскому, которому будут угрожать и греки, и неверные, понадобится огромная армия. С другой стороны, граф Тулузский хотел подвигнуть как можно больше пилигримов к походу на Иерусалим, а для этого нужно было подрезать Боэмунду крылья и заставить его ограничиться оставляемыми в городах небольшими гарнизонами. Большинство воинов не могло повлиять на ход совета — вассалы были вынуждены следовать за своими сеньорами: в крайнем случае они могли перейти служить другому предводителю. Рожер был согласен подчиняться герцогу, поэтому он не часто вмешивался в ожесточенные дебаты собиравшейся у дворца толпы. К его удивлению, Анна тоже считала, что им остается только ждать.

Духовенство и религиозно настроенных мирян одновременно занимала и другая проблема — продолжавшийся спор о чудесных свойствах Священного Копья. Смерть легата лишила церковников права обращаться к его авторитету, хотя прованское происхождение епископа внушало серьезные сомнения в его незаинтересованности. Весь вопрос свелся к тому, насколько благочестив отец Петр Варфоломей и можно ли ему доверять. Если он выдумал историю о полночном видении, то легко мог спрятать наконечник копья в тайник под алтарем, а потом вынуть его. Как всегда в таких случаях, споры о судьбе Антиохии, о предстоящем походе на Иерусалим и подлинности Священного Копья раскололи пилигримов на два враждующих лагеря.

Следуя примеру герцога Нормандского, товарищи Рожера хранили нейтралитет. Большинство относилось к Священному Копью со сдержанным почтением, поскольку других объяснений удивительной победы, одержанной в последней битве, не было, да и графа Боэмунда они уважали за смелость и искусство полководца, хотя не слишком забивали себе голову размышлениями о его роли в этом походе.

Тем временем совет, прозаседав неделю и не придя ни к каким результатам, решил отложить следующую встречу до Епифанова дня. Это не вызвало открытой ссоры, хотя у городских башен и произошло несколько стычек провансальцев с апулийцами. Де Бодемы занимали большую хижину в нормандском лагере и жили относительно удобно. Они часто ходили в гости и принимали у себя, при них остались наемные сирийские слуги, а арбалетчик Фома выполнял обязанности конюшего.

Рождество 1098 года прошло неплохо, поскольку у пилигримов были еда и жилье. С прошлогодним голодным праздником его сравнивать вовсе не приходилось, и уж во всяком случае нынешнее Рождество было не хуже позапрошлогоднего, встреченного на хорошо снабжавшихся зимних квартирах в Италии. Но этого было недостаточно, чтобы удовлетворить паломников, знавших, что после трехлетнего отсутствия их европейские имения пошли прахом: что не захватили сеньоры, растащили арендаторы, а посему никто не стремился на родину, оставив тысячи могил на пути от Диррахия до Оронта. Ведь удалось же выходцам с Запада (вернее, удастся, если согласится совет) создать свои государства в Киликии и Северной Сирии, а греческий император легко отвоевал много прекрасных городов в Малой Азии. Но итальянские норманны могли, наверное, и сами добиться этого, а для всего воинства католической Христовой церкви подобных успехов было явно недостаточно. Хотя во всех заново освященных храмах совершались торжественные службы, священники с великой пышностью кропили святой водой стены освобожденных от врагов Господа городов, казалось, что христианская идея выдохлась и пора переходить к обороне. Объединенной армии пилигримов больше не существовало. Она переродилась в сборище вассалов разных сеньоров, ненавидевших своих союзников и готовых доказать это с мечом в руках.

Рожер праздновал Рождество с младшими рыцарями, которых созвал на пир герцог Нормандский. Анна сидела отдельно, за одним столом с другими дамами. Как только женщины разошлись по домам, началась неистовая гульба. Теперь Рожер хорошо знал своих товарищей и не чувствовал стеснения в их компании, но их болтовня пробудила в нем тоску по дому. Все нормандцы были уверены, что это их последнее Рождество на чужбине, и говорили лишь о том, что их ожидает по возвращении. Фламандские и английские корабли, приходившие в порт Святого Симеона, привозили отрывочные вести о том, что происходит в христианских странах, но лентяи рыцари не имели привычки писать и получать письма и посылали с моряками только официальные документы.