Иван Кратт - Суровый берег

Маша тоже ела мало, и Комаров понял, что угощение поставлено для него, и от всего сердца. Стесняясь и краснея, он съел почти всё.

Попрощавшись и поблагодарив еще раз лесника, он ушел из избушки. Окно светилось попрежнему и снова казалось открытым прямо в лес. Но женского профиля уже не было видно. Маша ушла к себе за перегородку.

На другой день к шестерым больным еще прибавилось двое. Правда, хвойный настой не давал развиваться болезни, однако прекратить ее тоже был не в состоянии. Люди могли поправиться лишь от усиленного питания, от овощей. Оставшиеся у Степанченко несколько кочанов капусты Комаров приказал расходовать только для больных, но этого было мало. Вялые, апатичные бойцы лежали в землянке и отказывались от пищи.

По опыту северных странствий Комаров знал, что цынготных больных нужно во что бы то ни стало стараться вывести из состояния апатии, и заставить двигаться. Он приказал поднимать заболевших три раза в день, якобы на работу, и придумал им эту работу. Они топтали в снегу дорожку, которую назавтра же заметало. Падая, спотыкаясь, брела они друг за дружкой каждый день по часу или полтора, затем ложились снова. Но все это были полумеры.

Тогда Комаров вызвал Рахимбекова и велел ему отправиться в штаб, к генералу Климову. Подробный рапорт он написал на четырех больших страницах.

— Найти генерала, где бы он ни был, — заявил он, глаз не поднимая от усталости. — Долго они не выдержат.

Уже больше месяца Ирина не была в Ленинграде. Теперь, подъезжая к городу (ее вызвали в Гидрометеорологическую службу штаба фронта), она с волнением глядела на засыпанные снегом руины предместий, выгоревшие коробки заводских корпусов, на собор Смольного на той стороне Невы, окутанный морозной мглой.

Надвигались сумерки, но до темноты было еще далеко, а между тем ни одной живой души не попадалось на дороге. Лишь встретилось несколько порожних машин с заиндевелыми бортами, дребезжа проскочивших мимо. Только проезжая Охту, Ирина заметила женскую фигуру, медленно идущую по узенькой тропинке в стороне от шоссе. Женщина волочила доску с остатками дранки, очевидно, подобранную где-нибудь на развалинах. На ступеньках охтенской церкви лежали трупы. Многие из них были завернуты в простыни или в одеяла и напоминали древние мумии.

Ирина содрогнулась, побледнела, крепко стиснула обшлага рукавов полушубка. На глазах ее выступили слезы, но она не заплакала, а потрясенная, взволнованная, глядела в окно кабины. Она не представляла себе еще город таким — рассказы, услышанные на берегу, были отрывочны, бессвязны — и только теперь начала понимать всю силу обрушившегося бедствия.

Шофер тоже давно не был в городе. Чтобы скрыть волнение, он пытался закурить, однако папироса не держалась во рту — дрожали губы.

Когда переехали мост, Ирина увидела длинные цепочки людей, спускавшихся к самой реке. Закутанные во что попало, женщины и подростки доставали из проруби воду. Многие несли ее в чайниках, кувшинах, двое мужчин везли на детских саночках синее эмалированное ведро.

Литейный напоминал занесенный снегом деревенский тракт. Люди шли по середине улицы, у домов лежали непотревоженные сугробы. Шли, главным образом, навстречу, к Финляндскому вокзалу. Зашитые в мешковину вещи везли с собой на саночках. Из Ленинграда возобновилась эвакуация.

Недалеко от Невского горел шестиэтажный дом. Он горел уже, повидимому, давно, пламя вырывалось из окон, трещали и падали балки, светлый дым медленно поднимался в небо. А мимо шли люди, спокойные, привычные, и никто не глядел в сторону пожара, даже те, что стояли в очереди наискосок у булочной.

— А не пустят!.. — сказал вдруг шофер и, резко затормозив машину, повернулся к Ирине. — Не пустят они сюда немца!

Его серые, воспаленные от бессонницы глаза заблестели в полумраке кабинки. Так же неожиданно он распахнул дверцу, вырвал из-под сидения измазанный вещевой мешок, распутал завязки и, выхватив полбуханки хлеба — свой трехдневный паек, побежал к очереди, сунул хлеб первой попавшейся женщине. Затем бегом вернулся в машину, дал газ и всю остальную дорогу молчал.

Молчала и Ирина. Великое непоказное мужество стояло за всем виденным, и она ощущала его так же, как и там, на озере.

Ночевала Ирина в автобате. В штаб было поздно являться, а из ее квартиры соседи, очевидно, все выехали, — там холодно и темно. Кроме того, шофер обещал подвезти ее утром на завод, куда Ирина должна была доставить небольшой мешок с картофелем по просьбе одного из командиров автомобильной бригады. Он купил картофель за озером и посылал своему другу — начальнику цеха, оставшемуся работать в Ленинграде.

— Морозов его фамилия. Высокий, с черной бородой. Он там сейчас в роли директора, — сказал командир, запыхавшись от усилий получше устроить мешок в кузове.

Командира Ирина не знала, но охотно взялась выполнить поручение. Она видела, как все, едущие в Ленинград, везли сумки и свертки, и не было случая, чтобы кто-нибудь отказался взять посылку. Людям хотелось хоть чем-нибудь помочь ленинградцам.

Ночью в городе было очень тихо. Даже с окраин, там, где пролегала линия фронта, не доносилось ни одного звука. Гудели только обледенелые, заброшенные провода, да ветер шуршал сорванными со столбов афишами. Однако время от времени из репродукторов раздавался стук метронома, четкий и отрывистый, словно колотушка сторожа.

На завод Ирина отправилась, даже не позавтракав. Она хотела скорее передать посылку и во-время явиться в штаб. Было очень рано. По улицам двигалось много людей прямо по мостовой. Ирина удивилась такому количеству людей, а потом поняла, и снова теплота прихлынула к ее сердцу. Несмотря ни на что, учреждения продолжали работу, служащие выходили из дома пораньше, стараясь не опоздать.

Грузовик миновал центральные улицы, свернул на Международный проспект, и, когда уже проехали половину дороги, воющий звук снаряда где-то над головой заставил Ирину съежиться в кабине. Через секунду раздался взрыв. Машину шатнуло, но она продолжала двигаться, а следующий разрыв вырвал часть крыши на одном из домов. Пыль и дым медленно поползли в сторону. Потом снаряд разорвался посередине улицы, и упало несколько человек, спешивших укрыться в подворотне.

— Обстрел! — крикнул водитель и перевел рычаг. — Держитесь!

Ирина испуганно ухватилась за его рукав. Артиллерийского огня она откровенно боялась и до сих пор не могла к нему привыкнуть. Закрыв глаза, она цепко держалась за шофера, мешая ему править. Скоро огневой налет передвинулся, снаряды прошли выше. Грузовик проскочил опасное место.

— Фу-ты… — пробормотал водитель, растерянно улыбаясь, и осторожно повернулся, чтобы освободить руку. — За вас боялся.