Константин Гурьев - Спасти или уничтожить

Когда он подходил к комнате с табличкой «7», дверь ее открылась, и из нее вышел человек в гражданском костюме.

В комнате, едва Зайенгер вошел, навстречу ему от стола шагнул человек в черном мундире с погонами майора:

— Здравствуйте, лейтенант, я — майор Хольгер Лухвитц. Присаживайтесь, можете курить.

Подвинул пепельницу, но говорить не переставал:

— Штандартенфюрер Борциг звонил вам по моей просьбе. Не люблю закулисные слухи, поэтому сам все изложу. Я знаю, что вы выполняете важную миссию, которая вам поручена руководством рейха. Вмешиваться в вашу работу я не намерен, и, кроме того, никто мне этого не приказывал!

Он и сам взял сигарету, закурил:

— Я не случайно сказал о приказах. Мной получен приказ выполнить некоторую работу, которая, возможно, поможет вам. Возможно, и не поможет. Эту часть работы я сделал, и теперь нам с вами предстоит решить, насколько это вам нужно и как это следует совместить.

Зайенгера несколько успокоило, что он и только он будет решать, нужна ли ему сделанная этим щеголеватым майором работа, и он сказал:

— Работа сделана, и вряд ли я буду отказываться от ее итогов…

— Вы не совсем точно поняли меня, — перебил майор. — Нам предстоит решить, какая часть и в какой форме будет использована сейчас, какая — позже.

И, не давая более сказать ни слова, поднялся.

— Сейчас я вас отведу на допрос. Этого русского диверсанта взяли совсем недавно, — Лухвитц посмотрел на часы. — Хотя… Если правда все, что я о нем знаю, то он вряд ли заговорит быстро, а возможно, и вовсе не заговорит. Потом мы с вами и обсудим этот второй вариант. Сейчас же я лишь провожу вас туда, но сам не останусь. Его приведут с минуты на минуту, и вы просто будете присутствовать. Никаких вопросов задавать не следует. Это будет позже.

Лухвитц подошел к двери:

— Этот человек видел столько, что нам двоим и представить трудно, поэтому у нас единственный шанс получить хоть что-то — четко следовать плану допроса. Простите, но вашу роль я прописал сам, поэтому прислушивайтесь и реагируйте на мои намеки. Ясно?

Лухвитц говорил четко, отрывисто, будто отдавал команды, но — Зайенгер и сам был поражен — это не вызывало отторжения.

Скорее — наоборот, Зайенгер поражался высокому профессионализму майора, который, казалось, при необходимости заставит и Гиммлера встать «смирно»!

— Вы готовы? Отлично! Идем!

Едва Зайенгер познакомился со следователем, едва присел к краю стола, ввели задержанного.

Таких Зайенгер видел уже много раз: обыкновенный забитый «советский крестьянин», как говорил майор Оверат. Обыкновенное — таких тысячи — лицо было, правда, не совсем обыкновенным. Левый глаз утопал в наплывающем синяке, нос и рот в крови, ворот рубашки тоже испачкан кровью. Правда, кровь уже не сочится, только запекшаяся видна.

Следователь задавал вопросы, которые, наверное, и надо задавать, когда кто-то задержан, но Зайенгер никак не мог понять, зачем здесь находится он?

Зачем нужно было всю ночь трястись в вагоне, пропахшем ранениями и смертью!

Зачем нужно было выслушивать нудные повествования врача, которому совсем не идет военная форма и он этого не скрывает!

Не то, чтобы Зайенгер всю свою жизнь провел, печатая строевой шаг, но, считал он, мундир есть мундир, и он налагает ответственность! А врач этого не понимал и вспоминал раненых и тех, кто умер прямо тут, в эшелоне.

Дверь открылась и в комнату вошел Лухвитц.

Вошел он не один, но его спутник в гражданском платье шагал неслышно и так же неслышно сел на стул, стоявший сразу у дверей.

Зайенгер автоматически посмотрел на часы: допрос длился всего семнадцать минут, а его уже клонило ко сну.

Лухвитц для проформы спросил у следователя разрешения задать вопрос и повернулся к задержанному:

— Кто вы?

«Советский колхозник» подбородком указал на следователя:

— Так, я им уже объяснил…

— Теперь объясните мне, — попросил Лухвитц.

— Так, то же самое и скажу… Чего еще-то говорить?

— Ну, а документы?

— А вы, господин офицер, мою физиономию видите?

— И что? На вашей физиономии ничего не написано.

— Так и без написанного все видно: не просто же так у меня вся… харя в крови…

Лухвитц озабоченно глянул на следователя, а тот ткнул пальцем в бумаги, лежащие перед ним:

— Он оказывал сопротивление…

— Я? Да, господи ты боже мой! А кто бы не оказывал! Иду спокойно, никого не трогаю… У вас там написано, что я, мол, кого-то трогал, а? Никого не трогаю, и вдруг на меня налетают…

— Буенос диас, синьор Артемио! — неожиданно вступил в беседу тот, кто так тихо вошел вместе с Лохвитцем, и еще что-то добавил.

Задержанный повернулся, оглядел говорившего и добавил еще что-то и тотчас получил ответ.

Потом принял прежнее положение и сказал:

— Сеньор поздоровался со мной, я ответил ему тем же, а потом высказал предположение, что мы уже встречались, правда, не помню — где именно.

На глазах Зайенгера произошло чудо: «советский крестьянин» исчезал, хотя на нем была все та же изношенная одежда на последнем своем издыхании. Он, не сделав ни одного движения, превращался в благородного испанского идальго, который в любой момент в равной степени готов склониться перед прекрасной дамой и взять в руки шпагу, чтобы сразиться с обидчиком.

— Ну, видимо, можно начинать беседу заново? — усмехнулся Лухвитц. — Не так ли, товарищ Кольчугин?

— Что?

— Нет смысла играть в эти игры, Артемио, — продолжил голос сзади.

— Пересядьте!

Голос задержанного звучал указующе!

— Это глупо — выдвигать требования в вашем положении, — усмехнулся тот в ответ.

Задержанный, которого Зайенгер про себя решил называть «Кольчугиным», хотя слово это было весьма трудным даже для него, просто встал, развернул стул, на котором сидел, и снова уселся.

Однако теперь он сидел спиной к стене и видел всех, кто находился в комнате.

— Готов слушать вас, господа, — усмехнулся он.

— Собственно, того, что мы о вас знаем, вполне достаточно…

— Чтобы вывести меня во дворик, — перебил Кольчугин. — Вывести и расстрелять.

Он сделал паузу, потом поднял руку вверх:

— Но вы готовы этого не делать, если я…

Он замолчал и обвел взглядом всех!

Задержался на следователе:

— Ну… вы никаких желаний высказывать не будете.

Он перевел взгляд на того, кто все так же сидел возле двери.

— Вы… Кстати… Барселона? Да, определенно! И не только… Не помню, как назывался тот городок… Ну, и, конечно, Мадрид. Хотя, если в хронологическом…

— Довольно, Кольчугин, — перебил Лухвитц. — У нас есть вопросы, а у вас нет выбора, поэтому послушайте, не перебивая.

Кольчугин молчал.

— Вы осведомлены о методах работы некоторых наших… служб… — проговорил Лухвитц. — Поверьте, это и мне не нравится, но я…