Константин Гурьев - Спасти или уничтожить

Все так же, полусогнувшись, представился:

— Называйте меня Шуляк.

Сел.

— Фамилия у меня польская, но я фольксдойч, хотя фактически поляков в моей родословной двое — отец и дед. Матушка и бабушка просто выходили замуж за поляков, — усмехнулся Шуляк.

Зайенгер кивнул, выражая полное понимание: «фольксдойч» — слово, которым называют тех, чью родословную нельзя было считать исключительно германской, арийской! Но фюрер давно уже заявил, что именно те, кого называют фольксдойч, — люди, которые, находясь во враждебном окружении, в окружении, где стремились уничтожать все, применяемое для обозначения людей, делали все для сохранения германского духа и, таким образом, возвеличивали его!

— Так вот, — уселся удобнее Шуляк. — «Вор в законе» — это человек, который беспрекословно и не рассуждая соблюдает все нормы, установленные в преступном мире, и следит за тем, чтобы эти нормы соблюдали все. Такие люди известны по всему сообществу, независимо от того, где они живут и занимаются своим промыслом, и пользуются авторитетом точно так же повсюду. В общем, этот — четвертый — и есть человек, который предложил тем троим принять участие в побеге. Зная его, веря его слову, они, конечно, согласились, хотя он и поставил условие, что поначалу им придется пробраться сюда и сделать важное дело, которое будет организовано им, четвертым! Суть дела им пока неизвестна, поэтому они живут свободно, помогая местным ворам в разных повседневных мелочах.

— Значит, этот «четвертый» и есть вожак? — снова не выдержал Зайенгер.

Шуляк нарочито безвольно махнул рукой — не умеете вы молчать, лейтенант, — но ответил:

— Нет! Есть еще один, но его упомянул только один из собеседников, упомянул только раз, и сразу же перевел разговор на другое.

— И вы не пытались узнать больше? — окончательно осмелел Зайенгер.

Шуляк несколько секунд смотрел на него не мигая, потом мотнул головой:

— В этом мире лишние вопросы приносят только лишние проблемы, господин лейтенант, — выделяя голосом слово «этом» и взявшись за бутылку коньяка, стал наполнять бокалы. — Давайте ужинать!

Через час — не дольше — поднялся.

— Господин лейтенант, прошу вас через два дня поступить точно так же, как сегодня.

— Если что-то случится?.. — начал Зайенгер.

Шуляк перебил:

— Если что-то случится, то я просто больше не появлюсь, а лишняя забота обо мне создаст проблемы, а не облегчит положение.

На следующую встречу Шуляк принес уже гораздо меньше новостей, да оно и понятно: поначалу-то, видимо, работалось проще.

Но в этот раз улов был, кажется, богаче, но Шуляка что-то смущало.

На вопрос Зайенгера он ответил не сразу.

— В той среде, где я привык работать, не принято проявлять инициативу, если ты не набираешь компанию для выгодного дела. Если ты ничего не имеешь на примете, то лучше не проявлять инициативу. Тебя пригласят, если сочтут нужным. Лишнее любопытство тут не приветствуется, потому что очень похоже на вынюхивание для полиции, даже если ты хорошо известен уважаемым ворам. Лучшее, что они смогут сделать для тебя, — убить быстро и безболезненно, — неприятно осклабился Шуляк.

— Зачем вы мне это говорите?

— Затем, что информация, которой со мной стали делиться в последние дни, очень похожа на наживку.

— Что это значит?

— Это значит, что если кто-то хоть пальцем шевельнет в направлении тех мест, где будто бы должно случиться то, о чем рассказали мне, то я буду первым, кого заподозрят!

— Вы говорите отвлеченно, Шуляк.

— Ничуть. Если вы на мои известия ответите повышенной активностью, то, возможно, меня сразу же вычислят, и тогда…

Пожалуй, в первый раз с момента знакомства с Шуляком Зайенгер ощутил, что перед ним профессионал высокого класса, и предпочел уточнить:

— Вы предполагаете или?..

Шуляк помолчал.

— Мне рассказали о том, что привело этих четверых сюда, рассказали почти открыто. Намеков и двусмысленностей не было, значит, расчет прост: если что-то сорвется — это дело моих рук.

— Но если вы мне ничего не сообщите, то рухнет все, что мы задумали.

Будто не обращая внимания на лейтенанта, Шуляк достал сигареты, не спеша выбрал одну и, не спросив разрешения, закурил.

— Ход моих рассуждений таков, — заговорил он рассудительно. — Вряд ли вы, лейтенант, занимаетесь делами, связанными с уголовщиной в чистом виде. Допустим, однако, что я ошибся и ваша мишень — уголовное дело.

Он глубоко затянулся и выпустил дым кольцами.

— Предположим! Но я все равно не могу представить себе, что для такой, простите, мелочи к делу был бы подключен господин Гетце.

Шуляк снова затянулся глубоко и начал пускать кольца.

— Но даже при таком допуске он не привлек бы меня.

Шуляк погасил сигарету, сел прямо и продолжил, глядя в глаза Зайенгеру:

— И даже если отмести все здравые возражения, если бы он вынужден был привлечь меня к сфере уголовной, он не вывел бы меня напрямую на вас. Это высшая степень оперативности, поймите, лейтенант.

Зайенгер был задет и ответил с вызовом:

— Вам предстоит решать, достоин ли я этого?

Шуляк улыбнулся:

— Не обижайтесь, дело обстоит несколько иначе. Этот вопрос решал не я, и он решен положительно! Подтверждение тому — мое пребывание тут. И риски, связанные с моими действиями, — рабочие риски, которые есть всюду и всегда. Дело в другом: приняв неправильное решение, я могу подвести и вас, и штурмбаннфюрера, и много кого еще.

— Не понимаю, — возразил Зайенгер. — В наших силах обеспечить вашу безопасность в любой форме и в любой степени!

— Вы оцепите место, где я встречаюсь с уголовниками? — откровенно ухмыльнулся Шуляк.

Видимо, он уже принял решение, потому что наполнил бокалы коньяком:

— Для того чтобы добиться результата, надо иногда сделать вид, что он тебе не очень-то и нужен. — И поднял бокал.

На следующее утро Зайенгер с некоторым волнением запросил сводку происшествий и увидел то, во что не хотел верить: два вооруженных грабежа и кража. Грабежи уже расследуются, кажется, есть успехи, а вот кража, скорее всего, раскрыта не будет, потому что совершена практически без каких-либо следов.

Лейтенант огорчился и едва сдержался, чтобы тотчас не приказать доставить к нему Шуляка. Едва сдержался…

Он решил, что отчитает его при первой же встрече, но ждать ее пришлось довольно долго — почти неделю.

На встречу пришел решительно-мрачным и сразу начал с упреков:

— Вы все-таки ошиблись, Шуляк, и преступления совершились! Если бы вы оказались чуть смелее, мы бы могли это предотвратить!

Шуляк смотрел на Зайенгера недоуменно, и это усиливало раздражение.

— Вы должны немедленно назвать имена тех, от кого узнали о готовящихся нападениях, и мы…