Константин Гурьев - Спасти или уничтожить

— Шуляк сразу же отметил в рапорте, что «пятый», скорее всего, не из уголовного мира, хотя, возможно, когда-то к нему принадлежал. Такая комбинация — четверо уголовников и политический — настораживает сама по себе, но встревожил меня не сам факт, а дополнительная информация. Наш агент, работающий в России, сообщил о побеге из лагеря точно такой же группы — политический и четверо уголовников. Меня сразу же насторожило, что побег этот готовила и проводила какая-то государственная структура, организация, подобная НКВД.

— Почему? — стало интересно Зайенгеру, который что-то такое уже начал предвидеть.

— Побег был подготовлен таким образом, что бежавшие сразу оказывались на большом расстоянии от лагеря. Примерно в пяти-шести километрах. Организовать погоню ночью в таких условиях практически невозможно.

— Почему этого не могли организовать их сообщники?

— Хороший вопрос. Место там такое, куда просто так люди не смогли бы попасть! Это Русский Север, где уже в октябре снег и температура такая, какой в Берлине и зимой не бывает. Добавьте к этому ветер.

— Это не помеха! — уверенно возразил Зайенгер. — Во всяком случае, несерьезная помеха и несущественное возражение.

— Там нет транспортной схемы, которую спокойно могут использовать люди вроде сообщников нашей компании, — ответил Лухвитц.

Казалось, его увлекает это ожесточенное сопротивление лейтенанта.

— Наш человек прислал весьма обстоятельный отчет, из которого следует, что местные подразделения НКВД были не посвящены ни в подготовку, ни в проведение такого мероприятия, следовательно, это было задумано и реализовано в режиме крайней секретности.

— Зачем? — удивился Зайенгер. — Они прятались сами от себя?

— Можно сказать и так, — согласился Лухвитц. — Кстати, вы должны понимать, что это распространенная практика: до поры до времени ни с кем не делиться.

Он подмигнул Зайенгеру, и тот протянул огорченно:

— Как в случае со мной?

— Ну, не огорчайтесь, мой юный друг, это было сделано исключительно в общих интересах. Кстати, давайте именно к нему и перейдем, к нашему общему делу. Ваша идея, так понравившаяся доктору Геббельсу, произвела впечатление и на меня. Осложнить отношения между Сталиным и Черчиллем через поляков — прекрасный замысел! Однако, думаю, вы уже успели понять, что для этого нужны серьезные находки, которые дадут Черчиллю повод требовать от Сталина разъяснений, и не просто разъяснений, а таких, которые можно будет отвергнуть на вполне приличных основаниях, понимаете?

Зайенгер ответил неохотно:

— Я понимаю это, но пока нет ничего, что могло бы дать такой эффект, хотя…

Он огорченно пожал плечами.

— Именно поэтому я и захотел встретиться с вами, лейтенант. У меня и прежде были кое-какие соображения, но, сопоставив рапорты Шуляка и ваши отчеты, я проследил тенденцию, которую вы оба, видимо, недооценили.

Зайенгер насторожился, хотя и немного обиделся. Все-таки слова Лухвитца были похожи на упрек.

— Вы пытались понять, что русским надо тут, на этих территориях?

Зайенгер пожал плечами:

— Невозможно понять это, пока не спросишь их самих!

Лухвитц демонстративно вскинул брови:

— Вы намерены задать этот вопрос Берии или Сталину? Боюсь, у вас не будет такой возможности, а решать эту проблему необходимо.

Он внимательно посмотрел на Зайенгера:

— Лейтенант, из чего вы исходили, когда сосредоточили свои усилия именно на этих территориях?

Зайенгер ответил сразу, не раздумывая:

— Только предположения.

— Повторю вопрос, потому что ответ меня не устроил.

Зайенгер сделал паузу, потом заговорил:

— Первое. Тут большевики появились осенью тридцать девятого, двигаясь навстречу нашим наступающим войскам. Второе. Именно тут, на этих территориях, они брали пленных, которых долгое время прятали от нас…

— Они никого не прятали, лейтенант, они не хотели их отдавать, хотя мы называли фамилии людей, интересовавших нас, — поправил Лухвитц. — Это просто уточнение, продолжайте!

Зайенгер кивнул в знак согласия:

— Третье. Часть людей исчезла, возможно, сбежав из этих лагерей.

Лухвитц смотрел на Зайенгера с интересом.

— Вы в самом деле хорошо мыслите, лейтенант. И предположение насчет сбежавших не лишено некоторой рациональности, но… некоторой…

Лухвитц закурил и продолжил:

— Вам следует знать, что русские все-таки пошли навстречу нашим требованиям и отдали значительную часть пленных. Правда, тех, кто мог представлять для русских хоть какой-то интерес, мы так и не увидели.

— Какой интерес? — заинтересовался Зайенгер. — Оперативный?

— И оперативный, конечно, и, так сказать, личностный. Поляки, во всяком случае многие из них, по роду своих служебных обязанностей знали многое из того, что составляет нашу тайну. И военную, и государственную. Но не это главное.

Он посмотрел на Зайенгера:

— Тут я, подобно вам, лейтенант, вступаю в полосу предположений, но предположений обоснованных. Сопоставляя все обстоятельства побега с многими другими данными, я предполагаю, что все это — сумма действий, направленных на поиск документов о передаче пленных нам весной сорокового года.

Зайенгер смотрел удивленно, и Лухвитц пояснил:

— В последние дни перед нашим наступлением и в первые дни после него русские лихорадочно вывозили отсюда, из этих областей, некие грузы. Что было среди них — не знаю. Важно другое — проверка пока не обнаружила ни в одном московском хранилище следов протоколов и актов передачи пленных поляков нам.

— Но ведь могут быть и другие хранилища. Не только московские, например. Да и вовсе не хранилища, а какой-то массив, находящийся в постоянной работе, — возразил Зайенгер, но видно было, что возражает он лишь для того, чтобы обострить мысль!

— Браво, Зайенгер, — захлопал в ладоши Лухвитц. — Это, в самом деле, возможно. Но пусть то направление изучают другие! Кто мешает нам с вами предположить, что документы здесь, и побег — лишь часть операции по их отысканию?

Зайенгер изобразил на лице глубокую разочарованность:

— Ну, вот… Я уже все приготовил для того, чтобы мелкой сетью обследовать территории возможного нахождения документов, а вы уже все узнали…

Лухвитц улыбкой показал, что по достоинству оценил шутку, но сказал серьезно:

— Не надо никакой мелкой сети. Мои люди сели на хвост тем четверым, которые бежали вместе с Кольчугиным, и контролируют их.

— Значит, его арест помешал нам?

— В некоторой степени, — согласился Лухвитц. — Я рассчитывал, что мы сможем его разговорить каким-то образом, но сейчас придется ждать до завтра.

— Что будет завтра? — спросил Зайенгер.

— Понятия не имею, — честно ответил Лухвитц. — Будем надеяться на лучшее.