Сергей Сержпинский - Снайпер-инструктор

Выстрелы прозвучали, как единый хлопок. Лошадь и двое немцев упали, а бородатый мужичок, взмахнув руками, убежал за здание элеватора. Для отвода глаз, я выстрелил в него с опозданием. При желании, конечно, могли бы его застрелить.

Со стороны врага на нас обрушился шквал ответного огня, но стреляли они наугад, видимо, не засекли наше место. Мы отсиделись на дне окопа, и когда стрельба утихла, продолжили по очереди наблюдать за противником.

Пока у нас шло всё хорошо. Но когда стал наблюдателем Санька, то он допустил ошибку: выстрелил по котелку, стоявшему на краю немецкой траншеи. В ту же секунду по его каске звякнула пуля. Возможно, это вражеский снайпер. Мы долго не высовывались из окопа, но потом я решил начать искать, откуда мог стрелять немец.

Погода разгулялась, на небе по-весеннему светило яркое солнце. Снег таял. Приняв решение, я отполз в воронку, находившуюся за несколько метров от окопа. Пока туда добирался, в меня выстрелил снайпер, но промахнулся. Гриша засёк его и метким выстрелом уничтожил врага.

На дне воронки оказалась вода, прикрытая тонким льдом и свежим снежком. Я ничего не заметил и провалился туда, зачерпав в сапоги воды. Пришлось вернуться назад. В окопе я стал выжимать воду из портянок и почувствовал, как сильно озябли ноги. Я сказал ребятам, что надо возвращаться в свою траншею, иначе могу заболеть, и так горло уже второй день побаливает.

– Возьми мои сухие портянки, – предложил Гриша. – Петерс, наверное, ещё не ушёл, и у нас могут быть неприятности. Парни уходить не соглашались, и я, пригнувшись, побежал к нашей траншее один, до которой добежал за несколько секунд, всё же она была близко. Но пока бежал, немцы обстреляли меня из пулемёта.

Встретившийся в траншее солдат передал, что меня требует к себе генерал. С дрожью во всём теле пришёл я на наблюдательный пункт. Кроме генерала там ещё находился командир нашего полка. Петерс был в ярости и обрушил на меня отборный мат.

– Ты что, такая мать, вытворяешь? Бегаешь под пулями, как мальчишка не обстрелянный, и снайперов своих бросил! – орал он.

– Товарищ гвардии генерал майор, – стал я оправдываться, – у меня промокли ноги, и горло болит, могу сильно заболеть…

– Надо думать головой, тебя чуть не подстрелили, как лося бешеного! Сейчас бы валялся мёртвый, а ты боишься заболеть! Идиот! За такие дела бить надо!

Я боялся, что он будет меня бить, но всё обошлось благополучно. Потом майор Котов говорил, что Петерс хотел меня бить, но пожалел. Петерс успокоился и тихо спросил: «Почему вы убили лошадь?»

– Чтобы немцам не на чем было возить муку, – объяснил я.

– Это, пожалуй, разумно. А зачем стреляли в котелок?

– Чтобы запугать немцев в траншее, чтоб боялись высовываться.

– Это не правильно, – сказал генерал. – Вы этим раскрыли свою позицию. Лошадь убили по делу, а вот по котелку стреляли, как не опытные сопляки.

В конце разговора генерал сообщил, что подготовил на меня представление на орден «Красного знамени», но теперь придержит его. Сказал, что я ещё не дорос до ордена. Затем он пожал мне руку и разрешил идти отдыхать.

Вечером вернулись в землянку из засады Санька и Гришка. Несмотря на усталость, сразу стали меня спрашивать:

– Ну что говорил генерал? Сильно ругался?

Я рассказал им всё, как было; и о том, что генерал хотел меня бить, и что ругал за выстрел по котелку. Санька испуганно спросил:

– А ты сказал ему, что это я стрелял?

– Нет, он даже не спросил.

– Вот зараза. Привык солдатам морды бить, как в царской армии, – возмущался Санька. – Был у нас в батальоне такой офицер «Держиморда». Это ещё в сорок третьем году. Солдаты ночью в траншее тихо зарезали его и все дела. Вот и Петерс дождётся. Если он меня изобьёт, то я его застрелю из снайперской винтовки. Сделаю по-тихому. Никто меня не разоблачит.

Я попытался оправдать Петерса:

– А как в боевой обстановке поддерживать дисциплину? Конечно в казарменных условиях, в воинской части, можно посадить провинившегося солдата на гауптвахту, или дать наряд в не очереди. А в боевой обстановке нет гауптвахты. Наряд в не очереди на фронте будет только в радость, если на кухне. Остаётся одно наказание – расстрел. Если по каждому пустяку расстреливать, то некому будет воевать.

– Это тоже верно, – согласились со мной ребята.

В землянке жили семь снайперов. Это все мои лучшие друзья. Сержант Салов присутствовал при нашем разговоре, остальные ушли на боевое задание. Санька предупредил нас, чтобы мы держали язык за зубами и никому не говорили об угрозе в адрес Петерса. Мы с пониманием дали обещание молчать.

––

В нашей дивизии были большие потери после предыдущих боёв. И нас перевели во второй эшелон, за три километра от передовой, а вместо нас прислали полноценную дивизию. Двадцать первый полк разместили в немецком посёлке, в котором была железнодорожная станция. В кирпичном здании небольшого вокзала и расположился штаб.

В штабе полка я встретил Серёгу Винокурова, вернувшегося из Кёнигсберга, куда ходил в разведку. Мы оба обрадовались встрече и стали обмениваться своими новостями.

– Тебе привет от Марты, – улыбаясь, сказал он.

– Где же ты её видел? – удивился я.

– Мы с ней вместе переправлялись через линию фронта в Кёнигсберг, чтобы склонить на нашу сторону её отца.

– Ну, и как? Получилось?

– Если бы не получилось, то я сейчас не стоял бы перед тобой. Очень тяжело было его уговорить. Это закоренелый фашист. Капитан гестапо. Марта молодец. Очень старалась и убедила отца, что Германия войну проиграет.

– Где же она сейчас?

– Осталась там, в Кёнигсберге. Через неё капитан передаст необходимые сведения о расположении войск. А ты бы знал, как сильно бомбят город! – скорчил гримасу Винокуров и закрыл голову руками. – Это ужас… Я думал, что погибну там от наших же бомб. Сначала бомбили советские самолёты, потом прилетели англичане, их сменили американцы. Весь центр разрушен. Уцелевших зданий осталось не много.

– Как же ты спасался?

– Забежал в бомбоубежище, вместе с гестаповцами. К тому моменту капитан уже согласился на нас работать. Эта бомбёжка сильно напугала его, и он поверил в своё поражение окончательно. Немцы там живут в страхе, пьянствуют постоянно.

Мы долго разговаривали, и перед расставанием Серёга показал мне секретный приём, как нанести смертельный удар рукой противнику. Он мне часто при встречах показывал разные приёмы рукопашного боя, но они мне так и не пригодились.

На гимнастёрке у Винокурова появилась ещё одна награда – орден «Красного знамени». Я сразу не заметил, и на прощание поздравил друга с этой наградой.

В конце марта 1945 года подготовка к штурму Кёнигсберга подходила к завершению. В дивизию прислали других снайперов-инструкторов, вместо выбывших, и теперь я занимался только со своим взводом. В штабе полка приходилось бывать каждый день, докладывать командиру о проделанной работе и получать новые поручения. И вот однажды утром, в штаб пришли Петерс и незнакомый майор. Все присутствующие встали и вытянулись перед генералом. Он снял фуражку, небрежно бросил её на стол и представил нам майора: