Сергей Андрианов - Белая молния

— Рубить можно, товарищ командир! Ничего, что нет винтов, а крылья — стрелы.

— Что рубить?! Ты о чем?

Курманова охватила смутная тревога, заныло сердце: «натворил что-то, натворил…» А Лекомцев резко выбросил левую руку вперед, а правой коротким, кинжальным движением впился в ее ладонь.

— Рубить противника, товарищ командир!

Курманов по жесту Лекомцева все понял.

Возле командного пункта они встретили подполковника Ермолаева.

— Зачем мы генералу понадобились? — спросил Курманов.

Ермолаев осуждающе взглянул на Лекомцева.

— А вот его спроси. Спроси, какой он выкинул фокус.

Курманов холодно посмотрел на Лекомцева.

— Докладывай генералу все как было, — сказал он.

В это время у входа на командный пункт показались генерал Караваев и полковник Дорохов.

Докладывать генералу не пришлось. Увидев летчиков, он заговорил первым:

— А, пришли. Так вот, майор Курманов! За опасное сближение с самолетом накажите старшего лейтенанта Лекомцева своей властью. Мало будет — используйте власть командира полка, но накажите по всей строгости.

— Понял, да?! — вставил Дорохов.

Лекомцев был ниже всех ростом, но он так вытянулся перед генералом, будто подрос.

— Товарищ генерал, это была воздушная цель. Она уходила, — сказал он, сдерживая волнение.

— Вас наказывают за то, что, выполняя задание, вы пренебрегли мерами безопасности, — пояснил генерал.

Лекомцев посмотрел на Курманова. Точь-в-точь с таким же взглядом встретился Курманов на предварительной подготовке, когда говорил летчикам: «Каждый из нас готов применить прием из арсенала храбрейших русских летчиков. Таран! Перед ним не устоит никто. Пусть это знают враги наши».

Командир эскадрильи обратился к генералу Караваеву:

— Товарищ командир, накажите и меня.

— За что?

— Лекомцева к полету готовил я. И это я говорил ему, чтобы действовал решительно.

— Правильно говорили, — сказал генерал и, отпустив Лекомцева, продолжал: — В другой раз, если будут нарушения, накажу и вас. И предупреждаю — скидки на успехи эскадрильи не ждите.

Выслушав генерала Караваева, Курманов согласно кивнул головой и хотел спросить разрешения уйти, но генерал остановил его.

— Об участии в учениях, надеюсь, знаете? — переменив тон, сказал генерал.

— Да, знаю, — ответил Курманов. Голос у него повеселел. Учения готовились необычные, из полка привлекалось всего несколько экипажей.

— Будете действовать парой. Подумайте-ка о Лекомцеве.

Курманов не мог понять неожиданной перемены у генерала в отношении к Лекомцеву. Осторожно спросил:

— А как с наказанием?

Генерал Караваев сделал строгое лицо.

— Это уже решено. Не видите разве — сердце у него яро, а места мало. — Потом сделал паузу, и голос его стал доброжелательнее: — Словом, подумайте, на ваше решение…

Стоявший рядом полковник Дорохов пошевелил бровями, но ничего не сказал. А Курманов только и думал о том, как бы взять на учения Лекомцева.

На разборе полетов Курманов разъяснил летчикам, все «за» и «против» в действиях Лекомцева. Но тот был шокирован не наказанием, а тем, что комэск преподнес ему в конце разбора. Майор Курманов вдруг вытянул вперед подбородок, по лицу его скользнула ребячья шаловливая улыбка, и озорно прищурились глаза.

— Лекомцев, — сказал он, — вот ты взлетел, взлетел второй летчик, третий… Взлетели тысячи экипажей одновременно. Скажи, будет ли от этого легче наша планета? И второе: как это скажется на вращении Земли вокруг своей оси? Соображай!

Летчикам нравились эти неожиданные, врасплох, «кроссворды», как они окрестили задачки Курманова. Он их связывал с летной жизнью, новейшими самолетами, разного рода гипотезами и открытиями, которые несла с собой научно-техническая революция.

Но летчики замечали и то, что эти «кроссворды на засыпку» Курманов преподносил лишь тем из них, кому хотел сказать, чтобы не задирали нос. Авиация — дело серьезное…

Лекомцев первый раз участвовал в больших учениях. Стояла осень с легкой изморозью по ночам и сухими, солнечными днями. «Противник» в горно-лесистом районе накапливал силы для контрудара. Он надежно прикрывался с земли и воздуха. Прорваться туда никому из летчиков не удавалось. Посредники только и отмечали: «Перехвачен», «Сбит»…

Курманов с Лекомцевым, который шел у него ведомым, к цели прорвались.

Поединок с перехватчиками «противника» длился недолго, но напряжение летчики выдержали большое. Когда завязалась воздушная схватка, Курманов с Лекомцевым встали в вираж, хотели атаковать «противника» на этом горизонтальном маневре. Но «противник» схитрил — взял да и выключил форсаж. Кто мог ожидать такое! Нужно выжимать скорость, а он, наоборот, сбавил ее. Курманов, конечно, смекнул, зачем «противник» это сделал: уменьшить радиус виража и первым атаковать.

В каком невыгодном положении оказались они с Лекомцевым! Полезли на высоту косой петлей. Прямо на солнце! Вписываясь в расплавленный огненный диск, они надеялись оторваться от «противника» этим сложным маневром.

Но четверка «противника» устремилась за ними, тоже воткнулась в солнце. Она жаждала разделаться с дерзкой парой там, в верхней точке косой петли. Но когда, выдержав бешеный натиск прожекторно-ослепляющих лучей солнца, «противник» оказался в верхней точке косой петли, Курманова с Лекомцевым там не было. Они исчезли как призраки.

Заманив на косую петлю четверку, Курманов с Лекомцевым воспользовались слепящим солнцем, ушли боевым разворотом в сторону и в решающий момент полета применили такой маневр, что «противник» ничего не смог с ними сделать. Проскочили незамеченными, как невидимки.

Лекомцев не верил себе: как только удержался за Курмановым!

Не один у них был такой боевой вылет. Раз Курманова зафиксировали «сбитым». Он только успел передать Лекомцеву: «Выполняй задачу!» И тот, выйдя вперед и изменив направление захода, как они проигрывали этот вариант еще на земле, прорвался в заданный район один и доставил важные сведения о «противнике». Генерал Караваев прямо на борт, в воздух, передал Лекомцеву свою благодарность.

Лекомцев на этот раз как-то особенно почувствовал силу и мощь боевого оружия. Понял, что значит взять от самолета все, что заложено в нем беспокойной конструкторской мыслью. И как важно преподнести «противнику» то, чего он не ожидает.

После успешного выполнения задания, волнуясь и радуясь, он признался командиру эскадрильи: «Мы много говорили о научно-технической революции. Но для меня раньше все это было чем-то неуловимым. А теперь зримо почувствовал: передний край НТР проходит через наши кабины, а в кабинах мы, летчики. Выходит, эта революция совершается и в нас самих…»