Дмитрий Власов - Там, за передним краем

Старший лейтенант не ожидал такого оборота, стушевался. Выручил старшина.

— Если честно, девушки, — сказал он, — то мы сами сказали майору, что пойдем сюда. Не посылал он нас. Сами мы. Захотелось посидеть вместе, песню послушать. Аркадий, — кивнул он в сторону лейтенанта, — говорит, что уж очень хорошо вы поете.

— Вот это похоже на правду. Молодец, старшина, что не пускаешь пыль в глаза, — похвалила Надя. — Так как, девчонки, примем гостей?

— Если не комиссия, то пусть садятся, — первой откликнулась Таня и подвинулась, освобождая место рядом. Лейтенант-связист не стал ждать второго приглашения.

Расселись и… не знают, о чем говорить. Молчат, смотрят друг на друга. Колышется на лицах огонек коптилки. Неловкую минуту прервала Марина. Она взяла в руки гитару, склонила голову к грифу и тихонько стала перебирать струны. Потом так же тихо, каким-то домашним, уютным голосом запела:

В тон ей, тихо, проникновенно подхватили Надя и Наташа:

А дальше уже пела вся землянка. Пели негромко, так, чтобы была слышна гитара. В одном месте Аркадий и Леонид чуть возвысили голос. Это когда дошли до слов:

Потом пели «Катюшу», «Вечер на рейде». Выбрав паузу, Алексей Болдырев спросил:

— Девушки, а можно я стихи вам почитаю? Не свои, конечно.

— Читайте, читайте, — раздалось со всех сторон.

Старшина встал, оперся о притолоку двери и начал:

Восторженнее всех хлопала ладошками Таня. Она же и спросила:

— Интересно бы узнать, к кому относятся эти слова?

— Лермонтов написал их в альбом Александре Осиповне Смирновой, светской даме. А вот послушайте другое:

— Тоже Лермонтов? — спросила Лида Ясюкевич.

— Нет, это Александр Блок.

Потом он читал стихи Есенина, снова Блока и Лермонтова. Читал с душой, с большой любовью к каждому слову. Его взволнованность передалась и другим. Погрустнели все, задумались каждый о своем.

И опять на выручку пришла Марина. Она вдруг резко ударила по струнам и, провозгласив: «Люблю Лермонтова!», запела в полный голос:

Все словно вздохнули, грянули, как на строевом плацу. А дальше уж пошли «Песня о встречном», «Москва майская», «Бьется в тесной печурке огонь». Марина не меняла позы. Играла и пела, склонив голову к гитаре. Вадим поймал себя на том, что все время смотрит на маленькие завитушки волос на ее почти детской шее. В одну из пауз Леонид Мамонов, специально испросив разрешения у Нади Чуриновой, рассказал несколько смешных и вполне пристойных анекдотов. Только Аркадий Скворцов ни в чем себя не проявил. Вместе со всеми он пел, но больше его занимала рука Тани, которую он держал в своей. Таня ее не убирала. Она лишь изредка постреливала глазами в лейтенанта, как бы говоря: «Не жми крепко, не увлекайся».

Так закончился этот, как выразилась одна из девушек, лирический вечер. Гости, а с ними и Вадим, вышли на улицу. Их провожали Наташа Самсонова, Таня Климанова и Аня Шилина. Моросил дождь — мелкий, холодный. Когда он начался, никто не заметил. Два часа назад небо было чистое. Прибалтика есть Прибалтика…

— Ничего, скоро перестанет, — авторитетно заявил старший лейтенант Мамонов и пояснил: — Если дождик начался вечером, то к середине ночи обязательно перестанет. А если с утра, то, считай, на полный день зарядил, а то и больше. Примета такая.

Высоко над головами с шелестящим порханьем пронесся снаряд. Спустя несколько секунд где-то в тылах гулко ухнуло. Нередко снаряды рвались и здесь, в расположении штаба полка. Потому и землянки сделаны не менее чем в два наката. Траншеи нарыты, ходы сообщения. Пользуются ими, правда, редко, потому как лес кругом. Он для солдата — друг, брат и отец родимый. И накормит, и напоит, и прикроет от опасности. Ему вечная признательность воинов, ему их любовь.

— Ну, девочки, спасибо за прекрасный вечер, — приложив руку к сердцу, поклонился старшина Болдырев. — Честное слово, давно не было на душе так чисто и светло.

— Непременно приходите еще, — пригласила Наташа Самсонова. — И конечно, со стихами. Я думала, что так много их знает только моя мама. Она филолог, преподает в школе.

— Выходит, мы с вашей мамой коллеги. Я тоже филолог. Воронежский университет закончил. На последнем курсе очень увлекся Гёте. Какой великий человечище! Если пожелаете, в следущий раз почитаю его.

— Будем ждать. А сейчас, извините… дождь, замерзли.

Наташа, Аня Шилина юркнули в дверь землянки. Вслед за ними и Таня Климанова.

— Чудесные у тебя снайпера, младший сержант, — обнял Лаврова за плечи лейтенант Скворцов, — метко бьют, прямо в сердце.

— Я вот не представляю их в туфлях и цветных платьях, — раскурив папиросу, сказал старший лейтенант Мамонов. — По-моему, в военной форме они самые красивые. Это их выделяет. А сменят ее — и станут такими же, как все.

— Я за то, чтобы они ее как можно быстрее сменили, — проговорил Болдырев.

Разведчики еще не спали. Лавров разделся, поставил поближе к печке сапоги и занял свое место. Прислушался к говору. Речь шла о прибывшем пополнении. Обычно для получения его полк выводили во второй эшелон. Там доукомплектовывались роты, отрабатывались вопросы слаживания подразделений. «Притирались» молодые солдаты. А на этот раз никуда не трогали. Значит, некем менять. Да оно и понятно: все брошено туда — в Польшу, Чехословакию. На главное направление. Быстрее до логова добраться.

— Обратили внимание: танков-то почти нет? — Вадим узнал по голосу Ивана Ушакова, хитрого кривоногого разведчика. — Я уж нюхал вокруг. Кот наплакал. Без них же славянам тяжело будет. Фашисты вон как зарылись. Попробуй выкури их.

— Леса тут да болота сплошные. Где танкам развернуться? — Это Михаил Никитин, обстоятельный, во всех смыслах надежный солдат. — Им простор нужен.