Дмитрий Власов - Там, за передним краем

— Да где уж нам! — нарочито скривила губы Михайлова. — Мы только шуры-муры можем.

Сержант виновато кашлянул, зачем-то поправил бинокль, висевший у него на груди, и сказал:

— Знаешь, дочка, кто старое помянет, тому глаз вон. Я же не со злости тогда, а от обиды. Помкомвзвода-то, которого этот изверг ранил, сват мой. Из одного села мы. Ты уж не обижайся. Высмотри гада. Глаза-то у тебя вон какие большие да светлые. И сама пригожая.

Люда рассмеялась:

— А вы, оказывается, и комплименты можете говорить. В молодости-то, наверное, много слов ласковых знали?

Сержант одним махом сдвинул пилотку набок и, подняв глаза к небу, мечтательно произнес:

— О, сколько я их Катерине своей переговорил, пока она замуж за меня согласилась выйти! И сейчас бы…

Осекся. Из-за поворота вышел старший лейтенант Петров.

— Рад приветствовать мастеров меткого выстрела, — сказал он. — Мне передали, что вы здесь. Может, зайдем ко мне в блиндаж? Не хотите? Ну, дело ваше. — Внимательно поглядел на Люду. — А вы нисколько не изменились. Виноват, еще симпатичнее стали.

— Да вы что сегодня, сговорились, что ли? — Люда даже покраснела. — Только что сержант комплиментик подбросил, теперь вы.

— У нас в пятой все джентльмены, — широко улыбнулся Петров и, тут же посерьезнев, перешел на деловой тон: — Что я должен сказать вам, товарищи снайпера? Ведут себя фашисты тревожно. Их разведчики не раз пытались проникнуть к нам. «Язык», наверное, нужен. Пришлось дополнительно перед передним краем спираль Бруно размотать и мин побольше поставить. Один немец позавчера подорвался. Утащили они его с собой. Уходили вот по этой лощине. На мою думку, несколько «сюрпризиков» они там оставили. Так что вам по ней лучше не пробираться. Ползите по открытой местности. Ночь темная, дождик собирается. Мы для порядка будем постреливать осветительными ракетами, но чуть в сторону. На всякий случай прижимайтесь к земле. Только, чур, уговор: далеко от переднего края не уползать. Если что, то начальник штаба голову с меня снимет. Он так и сказал. Ремизов, — повернулся Петров к сержанту, — ну-ка найди мне кого-нибудь из саперов и приведи сюда. Задание будет. — И снова к снайперам: — Работенка сегодня у саперов была тяжелая. Фашисты доуглубляли свои траншеи до того, что воды в них стало по колено. И что же они придумали? Ночью поставили на левом фланге мотопомпу и через лощину стали воду гнать к нам. Мы не сразу поняли, откуда вода взялась в траншее, думали, что от дождя. А когда стало светать, увидели. Артиллеристы и минометчики дали несколько раз по тому месту, где пыхтела помпа. Замолкла. Саперы потом прорыли рукав, отвели воду в сторону. Наработались до чертиков.

Вернулся сержант. С ним пришел пожилой солдат. Поздоровался со всеми за руку, приготовился слушать.

— Задача ваша простая, — сказал старший лейтенант. — Надо вывести снайперов за проволочные и минные заграждения. После проход заделать. А завтра вечером снова открыть его и пропустить снайперов назад. Все. Посылайте, Людочка («Он уже знает, как ее звать», — ревниво подумал Вадим), меня ко всем чертям, ибо я желаю вам ни пуха ни пера.

Михайлова с улыбкой махнула рукой: мол, не суеверная.

Лавров попросил у сержанта бинокль и долго «переползал» глазами от кустика к воронке, от воронки к кочке. Где замаскироваться? Ничего подходящего не было. А если на открытом месте, в воронке? Но оттуда выстрел может быть только один. Для второго позицию не сменишь. И все же другого выхода не было. Сказал об этом Люде. Она восприняла его слова без особого энтузиазма. Взяла бинокль, сама стала смотреть.

— Вместе нам делать в воронке нечего, — оторвавшись от бинокля, заключила она. — Мое мнение такое: вы ползете в воронку, а я — правее. Видите, куда уходят столбики с колючей проволокой? Там бурьяна много. Вот и расположусь в нем. Если и заметят, то подумают, что сапер мины ставит.

— В роли подсадной утки, что ли, будете? — недоуменно спросил сержант Ремизов.

— Вроде, — утвердительно кивнула Люда, — но не совсем так. Не буду же я свою голову подставлять — она у меня одна. Зароюсь в землю, а капюшон от маскхалата набью травой и покажу. Пусть стрельнет по нему. Глядишь, командир и засечет снайпера.

— Ишь, какая хитрая! — восхитился сапер.

— Дык их этому и у́чуть, — авторитетно заявил Ремизов.

Начало темнеть. Как и вчера, вместе с сумерками пришел дождь. Тут же, в первой траншее, около дежурного пулемета, был небольшой блиндаж. Залезли туда. Вадим привалился к стене, закрыл глаза. Надо немного отдохнуть, хотя бы с полчаса подремать. По школьной привычке стал считать. Сначала до ста, потом до тысячи. Не досчитал, пригрелся. И будто куда-то провалился. Открыл глаза. Люда посапывала рядом. Сержант и сапер сидели на выходе и курили. Взглянул на часы. Пора.

Вылезли из траншеи. Сапер впереди. Ворчит:

— И чего лезут за проволоку? Немецкие стрелки поумнее: дальше первой траншеи почти не высовываются. Нельзя разве отсюда стрелять? Нет, тащись с ними по грязи. А я что, бог? Тоже в темноте ничего не вижу. Не ровен час зацепишься за свою же — и все. Прасковья — вдова.

Не зацепился солдат. По одному ему видимым кочкам, колышкам прополз он, а за ним и снайпера, через колючую проволоку, ни разу не коснувшись банок-погремушек, в изобилии висевших всюду, через минное поле. Договорились, что завтра вечером он будет ждать их здесь же, у этого вывороченного пня.

Через несколько минут Вадим добрался до воронки. Вывозился в грязи, промок до нитки. Осторожно спустился. Неглубоко. Чуть побольше метра. А в диаметре метра два будет. На дне вода. Но что поделаешь, надо устраиваться, пока темно. Посветлеет — уже не шевельнешься. Малой саперной лопаткой стал сбрасывать землю вниз. Делал все осторожно, чтобы не стукнуло, не лязгнуло. Воду засыпал. Ногам стало посуше. Правда, они уже до этого были насквозь мокрыми, но теперь можно портянку перемотать. И, что ни говори, день-то не в воде будут, а на суше.

Затем принялся оборудовать место для стрельбы. Выброшенную взрывом землю не трогал. Лишь в западном направлении аккуратно прорыл ложбинку для винтовки. Посмотрел, прикинул и решил, что так его обнаружат сразу. Голова в момент прицеливания может быть видна. Выход один: рыть ложбинку поглубже, потом сверху сделать перекрытие. Получится отверстие вроде амбразуры. На выходе расширить его, чтобы сектор был градусов сорок пять. Так и сделал. Ничего, неплохо. Правда, кое-где земля освежилась. Но не страшно, дождь все сгладит.

Лег, примерился. Хорошо, голову теперь не видно, даже при перезаряжании. Когда работал, было тепло, даже жарко. А сейчас становится прохладнее. Да и мокро кругом: и сверху, и снизу. Как там Люда? Молодец, ни звука не было слышно. Если ей удастся спровоцировать вражеского снайпера, будет превосходно. Только бы клюнул. После случая с гранатой как-то примолкла она, задумчивей стала. Кстати, тот случай что-то изменил и в поведении других девушек. Вроде ближе стали друг к другу, заботливее. И более уважительны к Лаврову. Слушают его внимательнее, делают все, что велит он. Света Удальцова, единственная из девушек, обращавшаяся к младшему сержанту на «ты», теперь перешла на «вы». Оказалось, она не только на язык остра, но и плясунья. Видел однажды, как она «цыганочку» в землянке отстукала! Все у нее плясало; ноги, руки, плечи, даже ямочка на щеке. А глаза… Два бездонных колодца. Черные, в пол-лица. У Марины тоже черные, но поменьше. Прикрыв глаза, Вадим увидел ее склоненную к гитаре голову, тонкий прямой носик, чуть припухшие сочные губы, волосы, собранные в узел на греческий манер, и маленький завиток на худенькой шее. В груди прокатилась теплая волна. Прокатилась и заняла там все.