Дмитрий Власов - Там, за передним краем

На бреющем полете над высотой прошла эскадрилья штурмовиков. По соседству нарастал гул артиллерийской канонады. Значит, полк перешел в наступление. Скоро рота старшего лейтенанта Петрова, выполнившая свою задачу, будет отведена во второй эшелон. Снайпера и разведчики возвратятся под начало майора Стороженко.

— Марина, готовься домой. — Лавров повернулся к девушке. Она же в ответ не произнесла ни звука, лежала, скорчившись, на дне воронки. Что с ней? Неужели убита? Осторожно повернул за плечо. Спит! Натуральным образом спит! Натянула края пилотки на уши, подложила ладонь под щеку и посапывает. Что это? Усталость или своеобразная реакция организма на пережитое? Потряс за плечо. С трудом открыла глаза. Несколько секунд моргала, ничего не понимая. Потом, очевидно, дошло. Хотела вскочить. Вадим попридержал ее: бой-то продолжался.

— Как же я так? — изумленно воскликнула она. — Даже не заметила. Свернулась, чтоб теплее было, немного согрелась — и все, больше ничего не слышала. Вы уж, товарищ сержант, не говорите девочкам, а то засмеют.

Обтекая высоту справа и слева, в атаку шли первый и третий батальоны полка. Снайперам и разведчикам было приказано вернуться назад, собрать имущество и дальше двигаться вместе со штабом полка. Старший лейтенант Петров, передавший это распоряжение, от души поблагодарил Лаврова за помощь.

— Честное слово, — говорил он, — никогда не думал, что снайпер — такая сила в бою. Ведь только одна Чуринова два пулеметных расчета уничтожила. А сколько еще всякой нечисти они с латышкой на тот свет отправили! Били без промаха.

— Так у снайперов же пули зрячие, — вставила Марина.

— Как это — зрячие? — не понял старший лейтенант.

— Очень просто: перед боем мы им глазки рисуем, чтобы каждая видела, куда летит.

— А-а, — улыбнулся Петров. — Знаю я эти глазки: бьют наповал. В общем, всех вас буду представлять к наградам. Достойны. — Хотел идти, задержался, спросил чуть тише: — Как там Люда, поправляется? Обязательно привет ей передайте.

Когда вернулись к своим землянкам, прежнего порядка там уже не увидели. Оставшиеся разведчики и снайпера грузили на повозку штабное имущество, часть солдат помогала собраться медпункту. Увидев Антонину Петровну Языкову, Лавров спросил, как здоровье Михайловой.

— Хорошее, очень хорошее, — ответила врач, — но пока я ее от себя не отпущу. А что с лицом у этой девушки? — Антонина Петровна подошла к Марине, взяла ее за подбородок, повернула туда, сюда, еще раз посмотрела и, бросив короткое «за мной», направилась в палатку с красным крестом. Марина последовала за ней.

Из-за штабной машины вынырнул Гриша Девяткин. Увидел Лаврова и расплылся в улыбке.

— Товарищ земляк, с тебя причитается. Есть письмо! Только что доставили. Из родных краев, с Тамбовщины! Держи. Сто грамм потом не забудь.

Письмо было опять от Зины Юрловой. «Спешу сообщить, — писала она, — адрес Иры Зоновой. Случайно узнала от Марии Ивановны, классной руководительницы. А если точнее, то на ее столе увидела конверт. На перемене заглянула: от кого бы? Смотрю — от Иры. Адрес запомнила. Вот и шлю тебе. Кстати, и письмо твое отправляю ей в Симферополь».

Сколько радости доставило это сообщение Вадиму! Теперь-то у него есть возможность связаться с Ирой, рассказать ей обо всем, обо всем. Да и сама она, узнав адрес, поспешит, наверное, написать.

Лавров положил конверт в нагрудный карман гимнастерки и зашагал к землянке. Там уже были Надя Чуринова и Рита Кулдзиня. Они успели переодеться в сухое и теперь снимали плащ-палатки с нар, вытряхивали их, складывали.

— Командир роты доволен вами, — сообщил им Вадим, — говорит: представлю к наградам. — Поставил в пирамиду свою винтовку и разбитую — Марины. — Пойду сейчас к начальнику штаба, уточню задачу. Девушкам, когда придут, передайте, чтобы уложили все аккуратнее, плотнее. Путь предстоит неблизкий. До Риги не один десяток километров. Ну все, я пошел. Заодно, наверное, зайду на склад боепитания, получу оружие для Марины и патроны. Дайте мне пустой вещмешок. А эту, — показал на стоявшую в пирамиде разбитую винтовку, — пусть она сдаст в мастерскую, да побыстрее.

Майор Стороженко очень торопился. Лаврову сказал коротко:

— Двигаться будете вместе с Боевым Знаменем полка. Отвечаете за него головой. Учтите, по лесу бродит немало недобитых эсэсовцев и всякой иной мерзости. Так что будьте начеку.

Во второй половине дня заместитель начальника штаба капитан Кучеренко построил всю группу.

— Товарищи! — обратился он. — Вы знаете, что полк перешел в наступление. Развивается оно успешно. Нам приказано двигаться вслед за вторым эшелоном. Задача: охрана Боевого Знамени полка и штабных документов. Поручено это знаменщикам, разведвзводу и отделению снайперов. Маршрут нашего движения намечен и утвержден командиром полка. Связь со штабом по радио. Двигаться будем за повозкой, не общей кучей, а группами по пять-шесть человек. Впереди и по бокам — походное охранение. Голова у каждого должна крутиться на триста шестьдесят градусов. В лесу много всякой швали осталось, а у нас — Боевое Знамя полка.

Напомнив об ответственности в случае утраты святыни полка, капитан Кучеренко приказал знаменщикам сержанту Диденко, ефрейтору Переверзеву и рядовому Мыльцину выйти на середину строя. Четко, будто на параде, они отпечатали шаг, остановились рядом с офицером. Тот наклонил древко Знамени, развязал чехол, осторожно снял его.

— Разверните Знамя, — сказал капитан, — пусть все увидят, какую святыню нам доверили охранять.

Василий Диденко, высокий, широкоплечий парень с орденом Славы III степени и медалью «За отвагу» на груди, поворачивая древко, медленно стал разворачивать Знамя. Луч солнца коснулся алого полотнища с золотистой бахромой и, заливая его, высветил слова «4-й стрелковый полк» и большую пятиконечную звезду. Налетевший ветерок распахнул полотнище. Сержант приподнял древко и покрепче прижал к себе. Знамя заполоскалось. На его другой стороне было начертано: «Смерть немецким оккупантам!»

Как завороженный смотрел Вадим Лавров на святыню части. По правде сказать, вот так близко, всего в трех шагах от себя, Боевое Знамя развернутым он видел первый раз. Повернул голову в сторону девушек. Те тоже не отрывали взгляда от полыхавшего на солнце полотнища. Надя Чуринова даже подалась чуть вперед. В ее лице, во всей фигуре сейчас было что-то общее с образом женщины на баррикадах Коммуны с известной картины художника Эжена Делакруа. Париж 1871 года. Идет осада последней баррикады. Тают силы коммунаров. И тут на вершине баррикады появляется молодая красивая женщина. Она поднимает древко флага, развертывает алое полотнище и стоит с ним. Стоит гордая, смелая. Под градом пуль. Женщину ту звали Анна Пустовойтова. Русская революционерка с сотнями других соотечественников в качестве сестры милосердия прибыла во Францию для защиты Коммуны. Может, именно ее и изобразил на картине художник Эжен Делакруа? Может, именно то красное знамя, которое она держала в руках, в июле 1924 года делегация французских трудящихся передала московским рабочим?