Дмитрий Власов - Там, за передним краем

Словно зачарованные смотрят на символ чести, доблести и славы Марина Степаненко, Люда Михайлова. Может, они видят сейчас перед собой тех двух девушек-работниц, о которых писал Владимир Ильич Ленин в статье «Уроки московского восстания». Москва 1905 года. Идут бои на Пресне. Одна за другой накатываются казачьи атаки на рабочие баррикады. Вот-вот прорвутся царские сатрапы. И тогда вперед с красным знаменем вышли две девушки-героини. «Убейте нас! — крикнули они. — Живыми мы знамя не отдадим!» Перед мужеством таким стушевались и казаки. Им ничего не оставалось делать, как повернуть лошадей.

В шорохе алого шелка слышит Вадим Лавров призывный клич Павки Корчагина: «Даешь!» В нем — звон сабель, всхрапывание коней, треск пулеметов. Развевающееся на ветру знамя подобно буркам мчащихся в атаку Буденного, Чапаева. Оно будто распростерлось сейчас над всей страной. И голос глухой, с легким акцентом: «Пусть осенит вас в этой борьбе знамя великого Ленина!»

Несколько дней назад в землянке разведчиков состоялся интересный разговор. После ужина, если позволяли обстоятельства, любили солдаты, усевшись на краю нар, поговорить о доме, родных. Секретов ни у кого не было. Рассказывали все, как на духу. Но особенно каждому хотелось убедить других, что лучше и красивее его села или города ничего на свете нет. На этот раз о своих краях рассказывал сержант Муравьев. Он говорил о речке, в которой рыбе тесно, о цветущих садах, о том, как широко и торжественно празднуется у них в поселке Первомай — с музыкой, с красными знаменами.

И вдруг рядовой Ушаков, молча лежавший в углу, спросил:

— А почему у нас знамена красные?

— Как это почему? — неудоуменно переспросил Муравьев. — А какими же они еще должны быть?

— В других государствах есть пестрые, полосатые, голубые, бело-зеленые…

— Ну и пусть себе, хоть в крапинку. А у нас вот красное. Установили так.

— Это я и без тебя знаю, — сказал Ушаков. — Но почему именно красные?

Муравьев пожал плечами, посмотрел направо, налево, как бы ища подмогу. Наступила тягучая пауза.

— Выбрать цвет государственного флага, знамени, — нарушил молчание ефрейтор Никитин, — дело непростое. Это же символ. Он должен вобрать в себя не только историю народа, его основные качества, но и олицетворять настоящее, будущее страны. У предков наших, славян, самым популярным был красный цвет. Он считался символом храбрости, доблести, мужества, неустрашимости. В красный цвет обычно раскрашивали славяне свои боевые щиты.

— Слово «красный» было излюбленным и в обиходной речи, — вступил в разговор рядовой Данила Сазонов. Он совсем недавно прибыл во взвод из госпиталя. — Красная строка, красна девица, не красна изба углами, а красна пирогами…

— Совершенно правильно, — подтвердил ефрейтор. — Но суть не только в этом. Чтобы отстоять свое человеческое достоинство, завоевать хоть толику свободы, рабочему люду приходилось платить за это дорогой ценой — кровью, своей жизнью. Цвета крови и выбрали себе символ простые труженики. Алое знамя развевалось над баррикадами коммунаров Парижа. А спустя пять лет в Петербурге на митинге рабочих и студентов у Казанского собора демонстранты подняли на руках молодого рабочего Якова Потапова и тот с возгласом: «Да здравствует социальная революция!» развернул над их головами красный флаг.

— Откуда ты все это знаешь? — удивился Муравьев.

— Помолчи, — осадил его Ушаков. — Коммунист он, потому и знает.

— До войны я учителем истории был, — уточнил Никитин. Потом продолжал: — Первые Советы в 1905 году рождались тоже под красным знаменем. С победой Октября красный стяг взвился над Зимним дворцом. И когда в апреле 1918 года рассматривался вопрос о национальном флаге Советской России, Яков Михайлович Свердлов, наш первый глава государства, высказал мнение, что ни один революционер не станет возражать, если красный флаг, с которым мы шли на борьбу, останется нашим национальным флагом.

— Ну, Никитин, ты силен! — восхитился Муравьев. — Прямо все по полочкам разложил.

Ушаков, поднявшись на локоть, подвинулся ближе к проходу, где сидели остальные солдаты.

— То, что каждое государство, — сказал он, — должно иметь свой отличительный флаг — это понятно. На конференции там или совещании каком перед каждым надо поставить флажок, чтобы сразу было видно, кто он и откуда. А ты скажи мне, — повернулся он к Никитину, — в армии-то зачем знамена? Тут и по форме можно определить, кто есть кто.

Никитин не торопился с ответом. Он достал кисет, сделал скрутку, прикурил от кресала, затянулся разок-другой и, кашлянув, неторопливо повел речь:

— Знамена в армии тоже имеют свою историю. Русь ведь не всегда была таким единым, могучим государством. В не столь уж далекие времена состояла она из отдельных княжеств. Каждый князь имел свое войско, свою дружину. Единой формы у дружинников не было, одевались кто во что горазд, в зависимости от достатка. Как отличить на поле боя одну дружину от другой, если внешне они очень похожи? Вот тогда и появился стяг — кусок полотнища, который прикреплялся к древку и поднимался вверх, чтобы далеко было видно. Каждая дружина имела знамя определенного цвета и даже конфигурации. Подобные же флаги, только меньших размеров, были в отрядах, сотнях этой дружины. И если в бою кто-то оказывался в стороне от своих, то по поднятому вверх знамени определял, где они, и пробивался к ним.

— Отсюда, наверное, и пошло выражение: «Собрать под свои знамена»? — спросил Данила Сазонов.

— Очевидно. Только потом оно приобрело более широкое значение. — Никитин сделал еще одну затяжку. Ушаков толкнул его локтем:

— Оставь докурить.

Ефрейтор через плечо подал ему дымящийся окурок и, окинув взглядом товарищей, продолжал:

— Теперь понятно, почему так оберегали знамя в бою? Оно было вроде магнита, сплачивало вокруг себя коллектив, звало его вперед, к победе. Если исчезало оно, то воцарялась тревога, а то и паника. Бой-то рукопашный, попробуй разберись, кто где и чья берет. И если падал сраженный знаменосец, флаг немедленно подхватывал другой. Позволить противнику захватить знамя считалось равносильным признать себя побежденным. Со временем на смену одним видам оружия приходили другие. Менялась и тактика боя. Знамена уже не могли играть роль маяка, ориентира. Но они оставались как символ единения, чести, славы. В моральном отношении их значение даже возрастало. Петр Первый, например, создатель регулярной русской армии, ввел присягу перед знаменем. Солдаты клялись: «От команды и знамени, где принадлежу, не отлучаться, но за оным, пока жив, следовать буду».

— А цвет, форма знамени менялись? — поинтересовался Муравьев.

— Конечно, менялись, но не столь существенно. В них ведь тоже выражались определенная идея, определенная политика. А поскольку власть оставалась царская, то и суть знамени не менялась. Это уже когда свергли самодержца, то все изменилось. Армия стала называться Рабоче-Крестьянской, Красной. И знамена в ней стали красные. Сначала неустановленного образца, а потом определили форму, размеры. Те, которые в наших полках сейчас находятся, учреждены Президиумом Верховного Совета СССР в декабре тысяча девятьсот сорок второго года. У всех наших боевых знамен цвет красный. Это цвет революции, цвет борьбы, цвет крови, пролитой народом за свободу своей Родины.