Дмитрий Власов - Там, за передним краем

Нагрузка для хрупкой фигурки — чрезмерная. Это не оборона. Там выдержка, хитрость нужны, а тут еще и выносливость, сила физическая. А откуда они у нее? В семье была единственной. Отец — полковник, мать и бабушка — педагоги. Поездила, повидала много. Но физически почти не работала. Берегли. Училась в музыкальной школе, потом — в институте. Готовилась стать преподавателем музыки. Чтобы пальцы рук были гибкими, эластичными, дома ничего делать не позволяли.

И вот это изнеженное, тепличное создание — на фронте, на самом острие его. Ползает по грязи, по лесу, кустам и болотам, таскает тяжелейший вещмешок, противогаз, скатку, в руках винтовка. К огромной физической нагрузке добавляется еще и психологическая: надо убивать, иначе сама будешь убитой. Тяжело. Но ничего, справляется. И, надо сказать, довольно успешно. От тепличного почти ничего не осталось. Может, воспоминания? Да вот устает быстро… Что ж, передохнула немного — и вперед: бой опять удаляется.

Поднялись. В лесу потише, нет того свиста пуль и осколков. Только дышать тяжелее и пробираться труднее: много поваленных деревьев, некоторые горят.

Пригнувшись, идут ускоренным шагом. Порой падают на землю. Это когда неподалеку ухает разрыв и с тяжелым стоном рушится вековая медноствольная сосна.

И вдруг совсем рядом — жалобное, протяжное:

— Сестрица, сюда! Помогите!

Около вывороченного дерева, прислонившись к нему спиной, сидел солдат. Без пилотки, без каски. Со лба у него сочилась кровь. Слегка покачивая головой взад-вперед, он держался руками за правую ногу. Глаза его, полные боли, не отрывались от Марины.

— Помоги, сестричка, — не говорил, а стонал он. — Сил нет терпеть.

Марина подбежала к солдату, достала из кармана индивидуальный пакет, хотела перевязать голову.

— Не надо, — сказал солдат, — там царапина. А вот с ногой дело плохо. — Отнял руки. Вся правая штанина побурела от крови.

«Осколком», — определил Лавров, увидев на штанине рваную дыру. Присел на колено, осторожно просунул пальцы в эту прореху и потянул в стороны. Материя затрещала, обнажая ногу. Марина ойкнула и закрыла глаза: из кровавой массы торчала белая с красными зазубринами кость. Открытый перелом… Что делать? «Надо перетянуть жгутом и наложить шину», — вспомнил Лавров врачебные наставления. В подручном материале недостатка не было. На ногах у солдата обмотки. Это для жгута. Сделал его, наложил выше раны, перетянул. Повсюду валялись куски расщепленных деревьев. Нашел пару подходящих для шины. Тем временем Марина оторвала от нижней рубашки солдата широкую полосу. Несколькими тампонами, смоченными в спирте, закрыла рану, перевязала ее индивидуальным пакетом. С помощью Вадима полоской от рубахи прикрепила сверху и снизу ноги дощечки.

Солдат в полузабытьи уронил голову на грудь. Кусочком ваты Марина стерла кровь с его лба. Там и вправду была неглубокая ссадина.

— Оставлять его здесь нельзя, — сказал Лавров. — Санитары могут не заметить. Давай перетащим вон на ту поляну.

Подсунули плащ-палатку, отволокли. Уложили на видном месте. Солдат открыл глаза.

— Спасибо, сестричка, — с трудом произнес он. — Век буду помнить. И тебя, браток. Полуэктов моя фамилия. Из-под Пскова я… Век буду помнить.

Теперь надо было торопиться. И Лавров со Степаненко, по привычке втянув головы в плечи, побежали в сторону гремевшего боя. Все чаще и чаще стали слышаться посвисты пуль: значит, самое пекло уже недалеко.

Неожиданно Марина схватила за руку Вадима и, падая за дерево, потянула его за собой. Лавров поначалу испугался, думал, что она ранена. Нет, молча показывает влево вверх. Сержант крутит головой, ничего не понимает. Марина прошептала:

— Дуб.

Поискал глазами, нашел. Да, растет среди сосен. Листва побурела, но не опала. Стоп! А что это в ней шевельнулось? Сейчас посмотрим. Снял чехол с прицела, поднял винтовку. И только взглянул в прицел, сразу стало ясно: «кукушка»! Лавров слышал, что при отходе во время боя гитлеровцы оставляют на деревьях или в другом месте хорошо замаскированных снайперов из числа местных националистов или отъявленных головорезов, задача которых — уничтожать командиров, офицеров штабов, следующих за наступающими подразделениями. Это насколько дерзкий, настолько и коварный прием. Если по местности уже прошел всеочищающий шквал войны, то человек движется там с меньшей осторожностью, чем, скажем, на переднем крае. Лишь изредка посматривает под ноги, чтобы случайно не наскочить на мину, а в целом бдительность притуплена. Вот этим и пользовались фашистские «подкидыши».

Сидевший на дереве снайпер снова зашевелился. «Не иначе, как заметил кого-нибудь, — подумал Вадим. — Надо кончать с ним». Тихонько дослал патрон в патронник. Спусковой крючок мягко пополз назад. Одиночный выстрел здесь, в чуть притихшем лесу, прозвучал как из сорокапятки. Зашуршали пожухлые листья, затрещали ветви, мелькнуло что-то темное и шмякнулось о землю.

Захотелось взглянуть на убитого. Марина осталась в стороне, а Вадим пошел к дубу. Гитлеровец лежал вниз лицом, рядом валялась винтовка. Мышиного цвета шинель задралась. Из-под вздернутого мундира виднелось полуприкрытое тело. Подошвы коротких сапог тускло поблескивали металлическими нашлепками. Вадим хотел перевернуть фашиста, посмотреть, каков он, но в последний момент удержался, вспомнив разговор двух солдат, будто убитый тобой, если видел его лицо, потом долго снится.

— Пошли, — позвал он Марину и, не оглядываясь, двинулся вперед. Но не прошли они и ста метров, как увидели осторожно приближающихся сержанта Ивана Ушакова и солдата-радиста.

— Стой! Стрелять буду! — нарочитым басом крикнул Лавров. Разведчики машинально вскинули автоматы, приостановились. Ушаков узнал Вадима, улыбнулся.

— А не боялся, что врежу очередью? Тут нас уже кто-то вон за той корягой минут десять держал. Только шевельнешься — сразу пуля впивается рядом. Не иначе, как снайпер. А откуда бил, мы так и не поняли.

— Можете посмотреть на него, — Лавров кивнул в сторону дуба, — лежит там.

— Что, сняли? Ну молодцы! А мы спешим за медициной. Горе у нас — старший сержант Николаев тяжело, очень тяжело ранен.

— Николаев? Где он сейчас?

— С километр отсюда. Прямо и чуть правее. Карьер там… Доктор ему нужен.

— Медпункт полка далековато отсюда. А старшину Рябова, санинструктора первого батальона, я видел неподалеку от той вон поляны, — Вадим показал. — Он делал перевязку раненому. Должен быть еще там. Быстрей за ним. Это хороший фельдшер.

Разведчики, не сказав больше ни слова, заторопились к поляне. Вадим с Мариной — к карьеру. Нашли они его довольно скоро. Николай лежал на небольшом возвышении. Рядом с ним, склонившись к изголовью, — Надя Чуринова (и когда только успела!). По щекам ее беспрерывно катились слезы. Она словно не чувствовала их. Глазами, полными сострадания, глубочайшей любви и нежности, смотрела на Николая. Ее тонкие, сильные пальцы перебирали волнистые пряди его русых волос. А губы почти беззвучно шептали: