Дмитрий Власов - Там, за передним краем

Звякнули кружки. Руки потянулись к бутербродам, ложки — к подогретой тушенке, миске с солянкой. Несколько минут стояла тишина. Потом заговорили все сразу — о дружбе фронтовой, крепче которой быть не может, о том, что в обороне все же было легче, вспомнили тех, кого не было рядом, прежде всего Лиду Ясюкевич. Ведь только вчера эта хлопотливая «перапелачка», улыбаясь, тихонько напевала:

И вот ее уже нет. Нет и могилы. Покоится прах ее где-то в холодных водах Даугавы.

О многом в тот день поговорили, о многом вспомнили. Всем очень хотелось побывать в Риге, посмотреть ее дворцы, парки, площади. Увы, не довелось. Дивизии, а вместе с ней и полку, было приказано наступать вдоль Рижского взморья, освобождать Юрмалу.

С тяжелыми боями полк продвигался вперед. Фашисты цеплялись за каждый выгодный участок. А если не цеплялись, то делали так: формировали небольшие отряды автоматчиков, сажали их десантом на танки или автомашины, и как только приближались наши подразделения, эти десанты выскакивали из засады, открывали огонь из ручных пулеметов, автоматов и тут же на машинах быстро скрывались. «Кусались» иногда и бандиты-националисты, оставляемые гитлеровцами при отходе. Укусы их были хоть и не сильными, но чувствительными. В частности, в одной из вылазок они тяжело ранили повара Игната Хилько.

16 октября утром полк вышел к широкой, полноводной Лиелупе. Мосты через нее были взорваны. Форсировать решили на подручных средствах. И опять в числе первых был батальон капитана Портона.

Гитлеровцы почему-то думали, что высадка будет произведена с моря. Их ввели в заблуждение действия нашей авиации: краснозвездные самолеты все время летали вдоль морского побережья. Соответственно и оборону свою строили. Вот почему высадившиеся на левом берегу Лиелупе подразделения были для них полной неожиданностью.

Преследуя отступающего противника, 98-я Ропшинская Краснознаменная дивизия освободила Лиелупе, завязала бой за Булдури. Проходили они тяжело. Дело в том, что пехота в этот день воевала без поддержки артиллерии. Подтянуть ее, подвезти снаряды не было никакой возможности: дороги и мосты были разрушены. Гитлеровцы поняли это. Если поначалу отступали поспешно, то потом сопротивление их стало возрастать. Наши подразделения несли ощутимые потери, особенно от огня орудий и минометов.

В этих условиях перед снайперами была поставлена задача уничтожать расчеты, корректировщиков огня. Выявлять местонахождение артиллеристов особого труда не составляло: они выкатывали пушки главным образом на прямую наводку и громогласно заявляли о себе. Сложнее было с минометчиками и коррректировщиками. Первые прятались за стенами домов, густыми посадками сосняка, вторые использовали в основном чердаки островерхих коттеджей. Но их все равно находили, выкуривали. С артиллеристами расправлялись из-за укрытий. Стали «подбирать ключи» и к минометчикам. Искали здания, что повыше, забирались на крыши и оттуда били.

Надя Чуринова и Рита Кулдзиня вместе со стрелками продвигались вдоль главной улицы Булдури. Внезапный минометный огонь прижал их к земле. Откуда били — понять было трудно: осколки не давали поднять головы. На другой стороне улицы был большой дом. Рита показала на него.

— Давай туда, — предложила она. — Проберемся на чердак и через слуховое окно найдем их. Я перебегаю первой, а ты прикрой меня. Потом я тебя. — Чуринова кивнула в знак согласия.

Выждав, пока прогремели взрывы очередного залпа, Рита быстро вскочила и, пригнув голову, побежала на другую сторону улицы. Два или три метра оставалось ей, чтобы скрыться в подъезде большого дома. Но не успела…

Всякое случалось на войне, порой и такое, что трудно и представить. Невероятное, жуткое случилось и в этот раз. Мина попала прямо в Риту. Не рядом, не около, а прямо в чуть пригнутую голову.

Надя, наблюдавшая за подругой, вдруг увидела, как над Ритой сверкнула вспышка. И будто большой бутон алой розы распустился. Какое-то мгновение Рита стояла, даже сделала шаг вперед, потом рухнула на землю. Надя в ужасе закрыла лицо руками…

Вот такой, в виде огромного алого бутона посреди улицы, осталась навсегда в ее памяти верная подруга, славная Риточка, которая всей душой любила родную Латвию. За нее она отдала самое дорогое — жизнь.

…К вечеру 16 октября полк подошел к Дубулти. И сразу напоролся на мощный, хорошо организованный пулеметно-пушечный огонь. Пришлось залечь. Бойцы начали зарываться в землю. То тут, то там спорадически вспыхивали ожесточенные перестрелки. Вывод следовал один: без должной подготовки двигаться вперед не резон. Нужна поддержка артиллеристов. А они отстали.

В сумерки на переднюю линию 4-го полка прибыл командир дивизии. В сопровождении майора Воронкова, своего адъютанта — худого, с тонкими усиками старшего лейтенанта и старшины Болдырева он пробирался от одного взвода к другому, беседовал с солдатами и то и дело подносил к глазам бинокль. Смотрел пристально. Вот они, Дубулти! Рукой подать. А не возьмешь. Все вроде так, как и в Булдури: сосны, песок, коттеджи. Впечатление такое, будто тянется один населенный пункт. Чистый, прилизанный, не трудовой. Но у Дубулти есть одна особенность, которая хорошо видна на карте: в том месте, где залегли сейчас 4-й и 166-й полки, глубоководная Лиелупе делает крутую петлю. И от моря ее отделяют два с лишним километра. Вот на этой узкой полоске между морем и рекой фашисты и подготовили оборонительные позиции с тщательно продуманной системой огня.

Какой ключ к ней подобрать? Есть ли хоть малая щелочка в обороне? Полковник Никаноров смотрит в сторону немецких траншей. Дзоты, колючая проволока… А мины, наверное, натыканы на каждом метре. Комдив чуть поднял бинокль. В сизоватых сумерках сквозь верхушки сосен видны черепичные крыши домов. И над ними — шпиль собора. Он почти в центре Дубулти. Прекрасное место для наблюдательного пункта. Артиллерия, конечно, будет бить по нему. Но сколько надо выпустить снарядов, чтобы ослепить корректировщика! Да и не так просто попасть из пушки в такую узкую щель.

Полковник повернулся к майору Воронкову:

— Ну что, комиссар, будем делать? Торчит собор, как кость в горле.

— Так ведь кость, Николай Сергеевич, можно и ножичком выковырнуть. Тем самым, которым наши разведчики так отменно орудуют.

Туманно ответил Воронков, но полковник понял. Чуть склонив голову набок, он внимательно посмотрел на замполита, улыбнулся:

— И где ты только научился чужие мысли читать? Я ведь тоже подумал об этом. Но не слишком ли дерзко?