Владимир Михайлов - В свой смертный час

Но я прощаюсь с соседкой и выхожу из дома.

От этой улицы до заводоуправления — рукой подать. Минут пятнадцать хода. Получив у начальства разрешение войти на территорию завода, я попадаю в обнесенный высоким бетонным забором парк, распланированный по правилам версальского искусства. Одна из асфальтированных аллей, проложенная среди зеленых газонов, цветов и декоративных кустарников, приводит меня к прокатному цеху.

В современном мире каждого из нас окружает такое множество сотворенных человеческими руками вещей, что нам очень редко, разве что случайно, может забрести в голову вопрос о том, как, каким образом изготовлена та или иная вещь. И я, разумеется, никогда раньше не задумывался над тем, как возникает обыкновенный стальной рельс, который привычно лежит на железнодорожном полотне.

А рельс прокатывают так. По рольгангам прокатного стана, как по быстрой реке, движутся один за другим раскаленные слитки металла, похожие формой на тупорылые толстые бревна. Они строго держат интервал. Когда стальная «штука» доплывает до «передела», ее хватают обжимные валки, тискают, мнут, переворачивают, снова сжимают, и кажется, что оживает металл, оказывает валкам отчаянное сопротивление, злобно шипит. Из этой схватки слиток выходит похудевшим, он становится длиннее и тоньше. Снова плывет он, уже несколько преображенный, по стремительной искусственной реке и снова, на следующем «переделе», его давят и сжимают валки, придавая ему форму рельса. Только спереди и сзади торчат у него неровные концы. И река вдруг останавливает свое течение. На неподвижную «штуку» с обеих сторон наезжают огромные зубчатые диски, мигом перерезая ее длинное тонкое тело. Летят мощные снопы искр, она теряет свои неровные концы и становится совсем непохожей на тупорылое бессмысленное бревно — это почти готовый рельс.

Виктор Карасев управляет этими огромными дисками. Мне объяснили, что работа оператора пилы требует большого умения, сноровки, знаний, развитого чувства ритма, постоянного ощущения взаимозависимости своих усилий и усилий своих товарищей по работе. Стоит замешкаться оператору пилы хоть на мгновение — и будет сломан трудовой ритм всего цеха.

Разумеется, при таком характере работы Карасева никакие разговоры невозможны, и я почти два часа слоняюсь по цеху, зачарованно глядя на раскаленный металл, от которого также невозможно оторвать взгляда, как от кострового огня.

Мы знакомимся после смены. Я жду, пока Карасев примет душ и переоденется, а затем мы вместе с толпой рабочих идем к проходной.

У Виктора Васильевича влажные после душа темно-русые волосы расчерчены зубьями расчески, резкие глубокие морщины слегка разглажены, неестественно большие для мужчины синие глаза смотрят весело и открыто. Стандартные магазинные серые брюки и канареечная рубашка при всей их бесформенности не могут скрыть силу сухого, жилистого тела.

Я рассказываю ему о встрече его фронтовых друзей на «делянке» у Чигринца. Он слушает с интересом. Потом говорит с жаром:

— Эх, невезуха: не смог ребят повидать. Уж какое желание имел. А никак нельзя было…

— Заболели? — с сочувствием спрашиваю я. — Или с работы не отпустили?

— Жена моя Долли Зарайская в тот самый день как раз с курорта приезжала. Такое получилось совпадение фактов. Понял теперь?

Мне не очень понятна серьезность такой причины, но я молчу, замечая, что Виктор Васильевич не очень-то расположен дальше развивать эту тему. А он подробно расспрашивает меня о том, кто из его фронтовых дружков как живет, о чем шел разговор за столом…

Моя Татьянка! Сейчас нас отвели в тыл. Скука, делать нечего. И я думаю теперь, что ты правильно интересуешься в письме, за что мне ордена дают. И небось думаешь, что Боря хвастает, когда пишет тебе, что получит Золотую Звезду. Так знайте, товарищ жена, что ваш муж так говорит, потому что на него пошла уже не первая «наградная» на Героя. Мой дружок из штаба мне ее показывал, и я специально для тебя кое-что из нее списал, чтобы ты не задавалась: «Такого-то числа 1944 года рота тов. Андриевского вступила в бой по прорыву обороны противника в районе (зачеркнуто военной цензурой). Тов. Андриевский выделяется в головной отряд. Взводом проводит разведку боем. Установив систему обороны и наличие огневых средств противника, он п е р в ы й пошел на прорыв. В районе высоты 154,7 тов. Андриевский уничтожил 12 орудий, до 100 солдат и офицеров противника. Стремясь задержать наш прорыв, противник ввел в бой 6 танков «пантера». Рота тов. Андриевского уничтожила их, после чего рота в головном отряде продолжала наступление. В районе озера, что один километр севернее города (зачеркнуто), противник, используя выгодную для обороны местность, оказал огневое сопротивление. Впереди своей роты тов. Андриевский на своем танке стремительно ворвался на артиллерийские позиции противника, гусеницами подавил 4 орудия, огнем из пушки и пулемета уничтожил 7 автомашин, более 50 солдат и офицеров. Не выдержав молниеносного танкового удара, противник начал поспешно отступать. Преследуя его, рота тов. Андриевского к исходу дня достигла города (зачеркнуто). Таким образом, без непосредственной поддержки артиллерии, с малыми силами пехоты рота т. Андриевского осуществила прорыв обороны противника на глубину 50 километров. В городе противник, используя каменные дома и железобетонные укрепления, противотанковой артиллерией и истребителями танков с фаустпатронами оказывал упорное сопротивление, два раза переходил в контратаку. Тов. Андриевский отбил вражеские контратаки, уничтожив при этом 5 орудий и 40 истребителей танков. Подошедшие наши главные танковые силы и мотопехота полностью овладели городом (зачеркнуто). Продолжая преследовать противника, рота тов. Андриевского овладела железнодорожной станцией (зачеркнуто), на которой захватила 4 воинских эшелона с военным имуществом и перерезала дороги на такие важные стратегические объекты, как города (зачеркнуто). За исключительную смелость, мастерство в бою, личный героизм и прорыв обороны в районе (зачеркнуто) тов. Андриевский достоин присвоения звания Героя Советского Союза».

Вам ясно? Ну, то-то! Но теперь боев нет. А ты знаешь, как плохо торчать в дыре, да к тому же не получать писем. Мне писать буквально не о чем. Сама посуди, что может быть интересного в лесу? Могу лишь сказать, что есть некоторые надежды опять воевать, второе — отдохнуть, третье — ехать учиться. Во втором и третьем случаях, конечно, буду в Москве. Так что смотри, пока романов не заводи, а если завела — брось, а то я за последнее время большим драчуном стал: побью твоего кавалера, если он телосложения хрупкого. Я же свое слово держу: записался в полные монахи. Здоровье, слава аллаху, в полном порядке. Развлекаюсь помаленьку. Вчера, например, пошел прогуляться по лесу, да в потемках всю щеку веткой разодрал. А больше, моя дорогая, повеселиться нечем. Да, достал книгу «Техника брака» — преинтереснейшее сочинение, да к тому же нужная для меня вещь. Не так ли? Если волнуешься за меня, то не волнуйся. Любовь, как сказал один большой ученый, есть страданье. Ну вот и страдай помаленьку, чтобы мне одному скучно не было. Целую прекрепко. Твой муж.