Амаяк Сирас - Арарат

— Вот и я — иногда просто места себе не нахожу! Придешь домой, присмотришь за ребенком, похозяйничаешь, — смотришь, и день пролетел! Ох, хоть бы скорей кончилась война! Уходит ведь жизнь…

— Да, да, ты это правильно сказала, Елена-джан; жизнь-то всего одна. Вот я тоже. Прихожу усталый домой. Не успеешь войти, уже по телефону трезвонят: скорей, мол Артем Арзасович, подкинь продукты в столовую такого-то завода или немедленно доставь госпиталю масло и фрукты… Целый день на службе только этим и занят, и дома ни минутки отдыха не дают. А то ошарашат тебя: отправляйся в такой-то колхоз с докладом!..

— Да уж этими поручениями замучили вас… — с сочувствием отозвалась Елена.

— А кого это заботит? Хоть умри, а выполняй!

В следующий раз Заргаров пришел с пакетами и вручил их Елене, распространяясь о том, что давно интересуется ею, но дела не позволяли думать о личном. Однако теперь он чувствует, что дружеская близость с Еленой ему необходима как воздух.

— Елена… — продолжал он горестно, — нет у меня личного счастья! Если б ты только знала, как мне тяжело… Моя жена… — Но тут Заргаров заметил, что Елена нахмурилась, и торопливо продолжал: — Долгое время не решался я заговорить с тобой, но больше не могу! Знай же, знай: моя избранница — это ты! Каждый раз при виде тебя я проклинал свою судьбу, которая не дала мне встретиться с тобой хотя бы десять лет назад!

— Ну ладно, перестань! — засмеялась Елена, хотя в душе была польщена. Преодолевая какую-то неловкость, она спросила: — Говоришь, что ты несчастлив, а почему? Ведь жена у тебя хорошая и, говорят, ответственный работник!

— Так-то так, но…

— А я слышала, что вы очень дружно живете.

— Не будем говорить об этом.

— Точно так же могу и я тебе надоесть.

— Ну, как у тебя поворачивается язык, Елена! — с укором произнес Заргаров. Он видел, что дело складывается в его пользу, Елена держала себя не так, как Ашхен. И он с жаром продолжал: — Как ты решаешься сравнивать ее с собой! Да она… малокультурная женщина, не понимает моих запросов… Елена, бесценная моя, когда я бываю с тобой, весь мир мне кажется иным!..

После нескольких минут восторженных излияний Заргаров принял подавленный и угнетенный вид.

— У нас все же не умеют ценить людей. Вот прошлый раз прочел я доклад в Канакире… Доклад не плохой. Недаром же занимался одно время историей… И вот, представь, вчера мне говорят, что какой-то молокосос на меня заявление написал: не понравилось ему, что я рассказывал, как армянский народ боролся против иноземных захватчиков под руководством уроженца Канакира Агаси!

— Но почему? — удивилась Елена. — Это герой романа «Раны Армении», не правда ли? Агаси боролся ведь против персидских поработителей?

— Вот, вот, видишь, ты правильно меня поняла! А этот молокосос пишет в своем заявлении, что, мол, докладчик не отличает исторических деятелей от героев романа… Пошел я к своему приятелю Гаспару Гаспаровичу, говорю: «Вот что, братец, я же делал доклад по твоим тезисам; если в них есть ошибка, грех пополам». А он взбесился! Говорит: «Ты всегда перепутаешь, я, мол, указывал тебе на Агаси как на пример из художественной литературы, а не историческое лицо…» И еще что-то плел, словно я ему первоклассник какой-то. Этот Гаспар Гаспарович страшно зазнался с тех пор, как большой пост получил, никаких возражений не терпит! Досада меня взяла, я и заявил ему: отказываюсь, мол, впредь от всяких докладов, с меня хватит! Ну, а в нашем учреждении — сама знаешь, — как со мной считаются. Если бы не я…

— Ну, как же! И что тебе до этих докладов? Пускай другие мучаются.

— Но оставим все это к черту! Елена, пойми же, не могу я без тебя, душу готов отдать за тебя!..

И у Елены не хватило силы воли устоять перед напором Заргарова. Она устала от одиночества, ей надоели лишения, и она уступила человеку, который клялся ей в своей любви.

Заргаров стал постоянным посетителем в ее доме.

…Через некоторое время до слуха Шогакат-майрик дошло, что какой-то Заргаров находится в близких отношениях с ее невесткой. Шогакат-майрик узнала об этом днем. Она тотчас же ушла от Седы и побежала к себе домой. Вошла в комнату: все было в ней как обычно. Она хотела успокоиться, села вязать носок, но клубок куда-то закатился, затерялась одна из спиц. Решила приготовить себе что-нибудь на обед — не нашла спичек. Хотела прилечь на тахте, чтобы успокоиться, но что-то душило ее, казалось, что не хватает воздуха, и она непрестанно то распахивала окно и дверь, то снова закрывала их. Тянулись тяжелые часы ожидания, пока наконец наступил вечер. Шогакат-майрик достала какой-то сверток из сундука, положила в карман и, прочив обыкновения никому ничего не сказав, поспешила к Елене.

Она постучала в дверь, назвала себя. Ей тотчас открыли, но Шогакат-майрик показалось, что невестка встретила ее без особой радости. Шогакат взглянула невестке в лицо и без обычного поцелуя прошла из коридора в комнату. Она вздрогнула, увидев Заргарова, стоявшего около окна. Он внимательно рассматривал вышитые занавески, потерявшие нарядный вид оттого, что за ними прямо на стекла были наклеены плотные листы черной маскировочной бумаги. Услышав шаги Шогакат-майрик, он повернул голову, слегка кивнул и продолжал с тем же вниманием рассматривать вышивку на занавеси. Шогакат-майрик не спросила о здоровье Зефиры, которая уже лежала в своей кроватке, не спросила о самочувствии Елены. Как могла думать или говорить о чем-нибудь Шогакат-майрик, когда перед ее глазами стоял Заргаров?

По измученному лицу Шогакат-майрик было видно, что она с трудом сдерживает гнев. Никто не решался заговорить. Елена тревожно ходила по комнате, не зная, как выйти из неловкого положения. Она не смела предложить Заргарову сесть, встревоженная странным поведением и гневным выражением лица свекрови. Может быть, та хочет сообщить ей что-нибудь необычное и не решается в присутствии постороннего человека? Елене и в голову не приходило, что вынудило Шогакат-майрик зайти к ней так неожиданно. Ей было неприятно, что свекровь застала у нее Заргарова. Заргаров почувствовал себя лишним и самым официальным тоном обратился к Елене:

— Значит, так: вы составите мне эти отношения. Утром я приду на работу раньше обычного, посмотрю, подпишу, и вы тотчас же отправите. Вы уж простите меня за то, что потревожил вас, но дело очень срочное…

Шогакат повяла, что все это выдумано для того, чтобы отвлечь ее подозрения. Тотчас же после ухода Заргарова она достала из кармана платок, развязала его и вынула несколько сторублевок. Выложив их на стол, она холодно проговорила:

— Вот возьми. Прятала на черный день, но теперь мне ничего не надо: и Асканаз мне посылает, и Седа каждый кусок со мной делит.