Амаяк Сирас - Арарат

Гарсеван схватил телефонную трубку.

— Ствол (это были условные позывные у роты) у телефона… Точно так, послал… Насчет погон?.. Нескольким не хватило… Точно так, пошлю старшину… Что-о, Ашхен Айказян?! Прошу прощения, но это невозможно… Конечно, это не мое дело, но ребята моей роты привязаны к ней… Ну, раз приказ, ничего не поделаешь… Хотят принести бойцам литературу?.. Что ж, добро пожаловать, примем с любовью. Ах, и петь умеют?.. Вот это чудесно… Да, сейчас распоряжусь насчет Ашхен… Слушаю.

Гарсеван опустил трубку и, отдуваясь, тяжело сел на нары.

— Вот так штука! — со смехом сказал Унан. — Ждал приказа выступить на фронт, а получил приказ принять певиц!

— Нашел время зубоскалить — Ашхен у нас забирают… Не хочет она оставаться во втором эшелоне, рапорт подала…

— А куда просится?

— Подробностей не знаю. Ну, Унан-джан, откладывай свою книгу. Этот приказ передашь политруку — он заменит меня. А я провожу Ашхен в полк, а оттуда — в штаб дивизии. Там же встречу приезжих, пусть завтра в перерыве между занятиями раздадут литературу бойцам. Кстати, узнай, кто из парней хорошо поет. Пускай вместе с этими певицами выступят, развлекут бойцов… А я там порасспрошу, какой приказ ожидается.

— Значит, ожидается боевое задание?

— Видно, есть что-то, раз капитан приказал, чтобы и я отправился в штаб дивизии вместе с Ашхен. Остужко уже там.

— Ладно. Абдул, ты проснулся, что ли?! — окликнул Унан, готовясь отправиться вместе с товарищем.

Гарсеван затянул пояс, оделся и вышел предупредить Ашхен.

— Ну, ваше желание исполнилось, — сказал Мхитар Берберян, обращаясь к Ашхен, когда она с Гарсеваном явилась в штаб. — Мы запросили, Остужко не возражает. Жаль, Марфушу снова ранило, а то была бы у вас подруга…

— Да, жаль. Но вы знаете, на фронте у человека всюду находятся друзья…

— Вам предстоит тяжелое задание, — серьезно сказал Берберян.

Что же предстояло тому подразделению, куда была назначена Ашхен?

Еще зимой, в начале февраля, наши забросили десант морской пехоты в тыл Новороссийска. От города к морю тянулась длинная, узкая песчаная коса, похожая издали на вытянутую верблюжью шею. Этот-то мыс, под названием Мисхако, и захватили десантники, наскоро построили на нем укрепления протяжением в восемь километров. Участок назван был «Малой землей» и уже в продолжении семи месяцев упорно сопротивлялся врагу, стремившемуся ликвидировать эту угрозу Новороссийску. Командование Кавказского фронта предполагало развить наступление на этом участке. Время от времени на Мисхако высаживались новые десанты. Бойцы засыпали начальство просьбами отправить их на помощь героическим защитникам «Малой земли». В августе намечалась высадка нового десанта. Из массы добровольно вызвавшихся отбирались наиболее опытные бойцы, к тому же привычные к морю. В числе десантников, большей частью русских, была и группа кавказцев. Ашхен обратилась с ходатайством, чтобы ее также отправили с этой группой в качестве сестры. В этот же десантный отряд входил и Остужко, который должен был заменить погибшего на «Малой земле» командира подразделения. Заместителем Остужко по политчасти был назначен Грачик Саруханян, который также осаждал начальство просьбами о посылке на «Малую землю».

— Да, знаю, что мне будет не легко, — спокойно ответила Ашхен. — Я могу лишь выразить благодарность за то, что и меня удостоили…

— Ашхен, я твердо надеюсь… мы встретимся в Новороссийске!

— Я также надеюсь. А при каких обстоятельствах — предугадать трудно…

Берберян не стал расспрашивать, что подразумевала Ашхен под этими словами: она не имела обыкновения бросать слова на ветер. Может быть, она подразумевала, что во время боев… но нет, нет, ей не подобало думать о смерти! Не вязалась мысль о смерти с этим прекрасным лицом, с этой женщиной, чья чистая душа угадывалась в каждом слове, Не могло умереть существо, внушавшее столько любви окружающим! Берберяну часто приходилось по работе встречаться с Ашхен, и каждый раз он чувствовал, что не сказал ей самого заветного слова. Казалось, Ашхен интересовало только то, что относилось к ее обязанностям, она словно ни о чем другом не желала догадываться…

— Очень вам благодарен… Вы написали маме письмо… — мягко сказал Берберян.

— Не за что, это такие пустяки. Я очень рада, что она отвечает мне.

— В своем последнем письме она пишет, что была у Седы и видела Тиграника. Он выглядит здоровым и счастливым.

— Я безгранично благодарна Седе. Заботиться о трех детях не легко!..

— Ашхен, — несмело заговорил Берберян, — мама писала мне… просила узнать ваше мнение… Седе и в самом деле нелегко… Поэтому мама просит, чтобы вы разрешили ей взять Тиграника у Седы. Ведь мама одна все время, тяжело ей… Она рада будет заняться с ребенком!

Ашхен, сидевшая на табурете перед столиком Берберяна, быстро подняла голову и пристально взглянула на него. Она, казалось, догадалась…

— Я не могу обижать Седу. Она может подумать, что я… Но, с другой стороны… Хорошо, подумаем об этом, когда будем в Мисхако.

— Я рад, — тихо проговорил Берберян.

С минуту рука Ашхен оставалась в его руке. Но они были одни в землянке, и Мхитар не решился поцеловать ее на прощание, как поцеловал когда-то, прощаясь на перроне Ереванского вокзала.

Ара вернулся из госпиталя в часть. Он хотел было явиться к командиру дивизии, но узнал, что Асканаза вызвали к командующему армией. При выходе из прикрытого ветвями блиндажа он вдруг заметил знакомое лицо.

— Грачик! — радостно воскликнул он, но тотчас же осекся и стал на вытяжку, заметив знаки различия майора.

— Ничего, ничего, — засмеялся Саруханян. — Шесть месяцев находился вне армии, отвык небось от военной дисциплины!..

Обняв Ара за плечи, он повел его обратно в землянку. Через оконце щедро вливался солнечный свет. Они уселись на табуретах друг против друга. Грачик окинул внимательным взглядом лицо Ара, и его кольнула мысль о том, что Ара уже не имеет права на эпитет «прекрасный», под которым он был известен в кругу друзей. Зажившие раны оставили на лице глубокие рубцы. Вся левая щека, начиная от нижнего века и до подбородка, была синеватого цвета. На разорванное нижнее веко был наложен шов. Вместо прежнего беспечного юноши Грачик видел перед собой много испытавшего и возмужавшего человека.

— Ты все время был в Баку?

— Да.

— Спасибо тебе за то, что побывал у мамы.

— Ну, благодарить-то надо не меня! Нвард-майрик и твоя Рузан чуть не каждый день приходили ко мне в госпиталь.

— Нехорошо ты поступил, не заехав в Ереван.

Ара отвел глаза. Грачик не захотел распространяться на эту тему. После недолгого молчания Ара сам заговорил: