Амаяк Сирас - Арарат

Как хорошо, что она случайно зашла к Оксане, а то что было бы с ребенком?.. «Ах, гады!» — вырвалось у нее. Дома ждали муж-инвалид и маленький сын. Но нет, Аллочку ни на минуту нельзя оставлять одну, ведь она может проснуться!.. Что будет с девочкой, если она почувствует себя покинутой, проснется а не найдет возле себя матери!

В дверь тихонько постучали. Клава с внутренней дрожью тотчас же открыла дверь. В комнату проскользнул Микола. Блуза на нем была разодрана, левое ухо окровавлено. Он молча взглянул на Клаву и сделал несколько шагов по комнате. Аллочка лежала, уткнувшись лицом в подушку и тяжело дышала. Микола тотчас догадался, что Аллочка плакала перед тем, как заснуть, и с тревогой спросил:

— А где же мама?

Ничего не ответив, Клава неопределенно мотнула головой.

— Почему ты не говоришь, тетя Клава? Я уже передал письмо (Микола почувствовал, что сказал лишнее, и тотчас же прикусил язык), то есть я узнал, что за лес и м отомстят… Да, но все же, где мама?

Нельзя было скрывать истину от встревоженного мальчугана.

— Арестовали! — вырвалось у Миколы.

Глаза его наполнились слезами. Он с такой быстротой метнулся к двери, что Клава не успела даже помешать ему.

Микола выбежал из комнаты и исчез за углом.

В конце лета 1943 гада, в то самое время, когда в Краснополье происходили описанные события, советские войска разгромили гитлеровцев под Курском и постепенно оттесняли к западу, нанося удар за ударом.

Минул год. Маленький украинский городок возрождался к жизни. Одновременным штурмом с трех сторон войска Денисова взяли Краснополье. Потерявшие голову гитлеровцы в панике отступали. Денисов, ныне генерал-лейтенант, въезжая в город, видел, как жители, окружив советских бойцов, со слезами радости обнимали и целовали их. Объятия, смех, слезы — все это казалось сейчас естественным и привычным завершением боевого пути: в каждом вновь освобожденном месте именно так встречало население родную армию-освободительницу.

Денисов вышел из автомашины и пешком зашагал по тротуару. Он то засовывал руки в карманы, то закладывал за спину, то поправлял фуражку. Как бы ни хотелось ему выглядеть по-обычному уравновешенным и хладнокровным, это ему не удавалось. Следовавший за ним на расстоянии адъютант ускорил шаги, нагнал его и вполголоса сказал:

— Товарищ генерал-лейтенант, прошли тот дом…

Денисов молча повернулся и таким же неспешным шагом направился обратно.

У входа его встретил тот, кто при гитлеровцах известен был под кличкой «Сапожник». Лишь теперь узнали многие, что под этой кличкой скрывался ушедший в подполье один из секретарей горкома. Перед Денисовым стоял человек с вдумчивым, волевым лицом, проницательными глазами и спокойной, уверенной осанкой. Поздоровавшись с Денисовым, он повел его в маленькую комнатку.

— Вот в этой комнате она бывала часто… вплоть до того дня, когда ей пришлось перебраться в лесной лагерь. Да, Алла Мартыновна была душой нашего подполья!

Денисов разглядывал маленький столик со стулом перед ним, кушетку, простой шкаф, смотрел так, словно не мог оторвать глаз. Он не захотел сесть, стоял молча, с фуражкой в руках. Хозяин квартиры, по-видимому, не тронул ничего в комнате, где жила и работала Алла. Денисов не мог говорить ни о чем, в его мыслях была только Алла. Хотелось остаться одному. Поняв это, Васильчук (бывший «Сапожник») незаметно вышел из комнаты и тихонько прикрыл за собой дверь.

Понизив голос, Васильчук рассказывал адъютанту Денисова о работе подпольной организации, о том, какую большую роль играла Алла Мартыновна в подполье. Но вскоре у входа послышались взволнованные голоса. Васильчук вышел узнать, в чем дело. Оказалось, что группа горожан Краснополья хочет увидеть Денисова. Вначале Васильчук не хотел их впускать, но, подумав, подошел к двери и негромко постучал.

Не получая ответа, он снова постучал. Ему показалось, что за дверью послышался подавленный стон. Васильчук вздрогнул. Он решительно толкнул дверь — и остановился на пороге: Денисов, понурившись, сидел за столиком. Услышав шаги, он медленно поднял голову. Васильчук заметил слезы на его глазах, попятился и тихонько прикрыл за собой дверь. Денисов вытер глаза и заново стал перечитывать письмо, которое он держал в руках. Это была последняя записка Аллы, написанная за несколько часов до расстрела. Записку эту доставили Васильчуку в первый же час освобождения Краснополья.

«Андрюша, голубчик, — писала Алла, — твоя старуха выполнила свой долг, как могла. На душе у меня стало легко, когда я услышала о московских салютах, когда узнала, что один из этих салютов был дан в честь победы той армии, которой руководишь ты. Родной мой, больше четверти века мы прожили вместе. Мне спасенья уже нет — приговор объявлен. Но помни: о том, что я умираю стоя, со спокойной душой и поднятой головой. Крепко целую тебя, твоя навеки Алла».

Уже который раз перечитывал Денисов эти задушевные слова! И из строчек письма перед, ним ясно вставал образ Аллы, на него смотрели ее ласковые глаза, и Денисову казалось, что Алла что-то говорит ему, и он понимал ее слова, понимал, что всю свою жизнь она хотела бы прожить рядом с мужем.

Денисов встал, несколько раз прошелся по комнате. Это было как бы сигналом — дверь открылась, и в комнату вошла группа женщин. Старшая из них с волнением произнесла:

— Хотели видеть нашего освободителя… Дай мне поцеловать тебя, сынок! — Целуя: в лоб Денисова, она внимательна взглянула ему а лицо, и от ее взгляда не ускользнуло, что в глазах у него горе.

Денисов поцеловал ей руку и спокойно сказал:

— Ваша спасительница — это вся Советская Армия!

— Так-то так, на ведь в наш город первым нашел ты вместе со своими орлами! Пусть, же наш освобожденный город будет одним из многих на твоем пути, родной мой.

— Спасибо.

И каждая из женщин рассказывала Денисову о своей горе, и для каждой он находил слова утешения.

— А вы помните мою Дашеньку? — обратилась к нему снова пожилая женщина. — Она подругой Марфуши была, к вам ходила.

— Ну как же, — поспешил отозваться Денисов, хотя, говоря по правде, не помнил, которую из многочисленный подруг Марфуши звали Дашей.

— Вот и ее тоже угнали, ее тоже! Марфушенька-то попроворнее, сумела сбежать. Говорят, отличилась на войне, мужа хорошего себе нашла… Ну, дай ей бог счастья! А мы только а том и думали, как бы дождаться прихода наших. Желаем вам поскорее и других так же освободить!

Теперь Денисов уже овладел собой. Он видел родных людей, видел в их глазах и ласку и требование… Перед нам вставал образ Аллы, тубы Аллы шептали ему знакомые, задушевные слова, которые были так дороги ему…