Амаяк Сирас - Арарат

— Мы вас слушаем, Григорий Дмитриевич! — напомнила Оля.

— Ну остается рассказать, как я попал в Москву. Значит, говорят мне — топай, мол, в штаб, вызывают тебя! Бросило меня в дрожь. «А ну, Григорий, — говорю себе, — припомни, нет ли за тобой новой промашки?» Асканаз Аракелович, помните историю с этим прохвостом Мазниным?

— Ну, еще бы не помнить!

— Значит, затопал я в штаб, явился к генералу. А он — ничего, улыбается… «Что скажешь, говорит, если мы тебя на два месяца на курсы командиров пошлем?» Помолчал я, пришел в себя и говорю: «Уж лучше я со своей частью вперед пойду, какое теперь время для курсов?! Ведь враг-то еще на нашей земле!» А он мне этак сурово: «Вот именно для того, чтобы покончить с врагом, и нужно нам лучше подковаться». Ну, что тут скажешь? Приехал я, значит, на курсы — это тут, неподалеку, под Москвой, — дали мне после окончания звание майора. Пока учился, покою не давал Нине Михайловне, через день ей письма писал. А вот ответы от нее получал редко — в две недели раз. Все твердил ей в письмах — говорю, приезжай в Москву…

— Ах, значит так? — понимающе улыбнулся Асканаз.

— И вот наконец приехала!.. — и Поленов взглянул на Нину. Она вспыхнула и отвела глаза.

— Все это я к тому вел, — продолжал Поленов, — что я, значит, желаю… что хотел бы… и уже говорил об этом с Ниной Михайловной… что… Ну, словом, я просил ее дать согласие выйти замуж за меня! Я сирота, отца-матери у меня нет, один как перст… Как услышал о том, что вы здесь, словно какой-то трудный рубеж форсировал! Говорю себе в душе: «Наверное, Асканаз Аракелович в этом вопросе, извините, согласится быть моим сватом!» Значит, замолвите и вы доброе словечко, и земной шар может вновь пойти по своему пути вокруг солнца!

Эти последние слова вызвали общий смех. С лица Оли как будто исчезли все следы усталости.

— Благословляю ваш союз, желаю вам дружной совместной жизни! — произнесла она.

— Присоединяюсь к пожеланию. Григорий Дмитриевич был отличным воином, надеюсь, что он будет таким же примерным мужем и отцом!

— Горько! — со смехом произнесла Оля.

Поленов вскочил с места.

— Ну, Нина, порядочек полный!..

Было далеко за полночь, когда Поленов обратился к Асканазу:

— Быть может, вы походатайствуете, чтобы разрешили Нине перевестись в мою часть?..

Не отвечая, Асканаз выжидающе посмотрел на Нину.

— Ну, нет, — не замедлила та ответом. — В этом случае я не согласна! И больше об этом ни слова. Я люблю мою часть… Гарсеван, Ара, Зарзанд, Кимик, Лалазар, Игнат, Ашхен — да разве всех перечислишь? Я уже немножко выучилась по-армянски!

Асканаз улыбнулся.

— И чтобы после всех перенесенных испытаний теперь, когда победа уже не за горами, я согласилась оставить свою часть?! Да никогда! Лучше давайте заключим с вами, Григорий Дмитриевич, договор на соревнование — посмотрим, кто из нас скорее дойдет до Берлина! — со смехом добавила Нина.

Поленов хотел было возразить, но не нашелся, что сказать.

Гости попрощались с Олей и все вместе вышли на улицу. Время близилось к рассвету. Поддерживая Нину под руку, Поленов шагал рядом с Асканазом. На Арбатской площади они немного постояли, потом Асканаз пожал руки Нине и Поленову и простился с ними.

Оставшись один, Асканаз посмотрел вверх. Небо на востоке уже слегка алело. Тихий предутренний ветер веял ему в лицо. Он шел медленно, думал о Нине и Поленове, вспоминал Ашхен и Берберяна, и в его сердце разгорались искры, которые он так настойчиво стремился притушить в дни военной грозы.

АВГУСТОВСКИМ, вечером Микола возвращался из лесу. Его загорелое лицо было расцарапано: видимо, ему пришлось продираться сквозь колючий кустарник. Его блуза и короткие штаны были усеяны колючками, пыль густо осела в волосах. Он нес в мешке на спине лукошко с ягодами, которые насобирал в лесу. Иногда Микола запускал руку в мешок, доставал из лукошка горсточку ягод и медленно, нехотя, жевал. Видно было, что его снедает какая-то тревога.

Оглянувшись, Микола осторожно пощупал блузу с левой стороны: там с изнанка был пришит листик бумаги. Микола хорошо помнил ту минуту, когда в глубине леса к нему подошел человек, которого он должен был именовать Фомой; он снял с Миколы блузу, на которой с изнанки тоже был нашит листок подпольщиков Краснополья, и надел на Миколу эту блузу со словами: «Ну, Миколушка, это тебе четвертое задание… Каждый раз доставлял удачно, так смотри, не подкачай и на этот раз! Ну, иди, да чтоб товарищи не заметили…» Микола поспешил присоединиться к ребятам, от которых отошел незаметно, чтобы встретиться с Фомой. Недалеко от города он отделился от товарищей и пошел вдоль реки, которая петлей заворачивала в сторону у самой окраины села, чтобы отсюда прямо нести, свои воды в Днепр. Микола беспрепятственно прошел по перекинутому через речку мосту; разомлевший от зноя часовой, лениво зевая, оглядел его и, что-то мурлыча под нос, спросил, много ли он набрал ягод. Микола с готовностью показал ему лукошко, и часовой пропустил его. Часовые обычно проверяли лукошки и мешки ребят, идущих в лес по ягоды, но, не находя в них ничего подозрительного, брали горсточку-другую ягод и пропускали детей. Микола уже быстрее зашагал по улицам города. Он напустил на себя беспечный вид, хотя это ему было нелегко. Лишь мысль о том, что надо помочь спасти Аллочку, мать и тетю Аллу (которую он так и не видел после того, как фашисты вошли в город), помогала Миколе выдерживать принятую на себя роль. Хотелось ему также заслужить одобрение дяди Андрея; тот похвалит его, когда узнает, что Микола помогал бороться с гитлеровцами.

Микола не сразу заметил, что на одном из перекрестков какой-то прохожий вдруг повернулся и, держась на расстоянии, пошел следом за ним. Мальчуган продолжал идти с тем же беспечным видом, но постепенно ускоряя шаги, подгоняемый внутренней тревогой. И вдруг Микола обернулся назад; этим неосторожным движением он выдал себя.

Следовавший за ним человек ускорил шаги. Микола собирался по дороге зайти в тот дом, где должен был передать тайное послание из лесу. На минуту он замедлил шаги, чувствуя на своей спине сверлящий взгляд преследователя. Нет, нельзя входить в тот дом, где его ждет старик сапожник! Ведь этим он навлечет подозрение на старика и провалит все дело! Лучше пойти домой, где его ждут мать и Аллочка. А к сапожнику он зайдет попозже. Пусть себе следят за ним, сколько хотят: он ходил в лес по ягоды, пожалуйста, может даже, показать лукошко с ягодами! Но следовавший за Миколой человек нагнал его и, с трудом переводя дыхание, окликнул: