Алексей Котенев - На Забайкальском фронте [Документальные повести, очерки]

В кабинет колобком вкатился Никодим Аркадьевич с объемистой папкой под мышкой. Он был похож на подхалимистого купчишку, каких можно увидеть только в кино или на сцене.

— Я вас слушаю, ваше превосходительство, — подобострастно выпалил он, выставив вперед круглый живот.

— Скажите, милостивый государь, — начал Ермаков, как бы отвечая на его «ваше превосходительство», — по какой причине ваши магазины не торгуют продовольственными товарами? Что у вас за каникулы?

— По причине полученного распоряжения. Хозяин прислал из Дайрена телеграмму, в которой приказано произвести учет всех имеющихся запасов продовольствия.

— А как же люди? — спросил Ермаков. — В городе голод, а вы барыши на счетах подсчитываете.

— Я управляющий и обязан выполнять все указания моего хозяина, иначе он меня уволит.

— А как же люди? — снова спросил Ермаков. — Не умирать же им!

— Не могу знать!

— Надо открыть магазины, — сдержанно посоветовал Ермаков.

Никодим Аркадьевич замялся, переступил с ноги на ногу и, опустив глаза, негромко ответил:

— Этого я сделать не могу при всем уважении к вам: я обязан выполнять волю хозяина. Вы же выполняете приказы своего начальства.

Ермаков побагровел от злости и, пытаясь сдержать себя, зашагал по кабинету. «Что же это происходит на белом свете? — думал он. — Народ голодает, дети просят есть, а хозяин по своей прихоти закрыл магазины и не хочет торговать. Так ему взбрело на ум, и никто ему не прикажет открыть магазинные двери: он собственник и волен распоряжаться своим добром, делать, что ему вздумается». Иван повернулся к Никодиму Аркадьевичу, с неприязнью поглядел в глаза. Ему захотелось выругать этого холуя, схватить за воротник, двинуть в сытую рожу и заставить сейчас же, сию минуту открыть магазин, но он вспомнил строгий наказ генерала не вмешиваться во внутренние дела города и сдержался. «Постой, Иван, не горячись, — посоветовал он самому себе. — А то скажут: „Опять Ермаков наломал дров. Война кончилась, а он все воюет“. Надо как-то мирным путем заставить торгаша открыть магазины».

— Любопытно знать, по каким соображениям Чурин решил преподнести нам такой кислый «подарок» — устроить в городе голодный бунт? Зачем ему это понадобилось? — И посмотрел на управляющего.

— Что вы! Я не думаю… — замялся тот.

— Так почему же вы затеяли этот переучет ни раньше, ни позже? Значит, вы хотите навредить нам?

— Нет, нет, боже упаси! — замотал головой Никодим Аркадьевич. — Тут чисто коммерческие соображения.

— Какие же?

— Все очень просто. Коли Россия начала наступать и выгонит Японию — значит, власть в Маньчжурии переменится. А раз новая власть, будут и новые деньги. Посудите сами: какой же расчет нам отпускать товар за ихние юани? Это все равно что отдавать даром…

— Ну что же, дело ваше. Приказывать мы вам не имеем права. Только я на вашем месте подумал бы об интересах фирмы, которая вас кормит. Вы человек умный. Хозяин не стал бы держать дурака. Зачем же вам играть с огнем? Ведь голодная толпа разнесет все ваши склады до последнего зернышка. Хотите сохранить крохи, а потеряете все. На что вы рассчитываете? Японцев в городе нет. Кто вас будет охранять, если вспыхнет голодный бунт?

Никодим Аркадьевич озадаченно посмотрел на Ермакова и понял, что тот прав.

— Товарищ командир! — моляще заговорил Никодим Аркадьевич. — Мы верим в вашу добродетель и твердо надеемся, что вы, как русские люди, защитите нас от всех бед, не допустите, чтобы эти иноверцы разграбили нашу фирму.

— Ах вот на что вы рассчитываете! Напрасно. Не за тем мы сюда пришли, чтобы охранять склады купца Чурина. Я имею строгую инструкцию не вмешиваться в ваши внутренние дела. Так что уж извините… Мы вам не караульщики.

Никодим Аркадьевич задумался, низко опустил голову, переступил с ноги на ногу.

— Да, тут есть о чем подумать, — тихо сказал он, почесав затылок. — Задали вы нам задачу…

— Задачу поставила перед вами сама жизнь. И вы должны решить ее правильно и немедленно. Повторяю: не играйте с огнем. Не шутите с голодным людом. Он способен на все. Раздумывать некогда. Поздно будет решать, если голодные двинутся на ваши склады и разнесут все дочиста!

— Вы правы, — пролепетал Никодим Аркадьевич.

Ермаков показал на толпу.

— Посмотрите: они уже группируются. Открывайте немедленно магазины, иначе завтра к утру на ваших складах будет гулять ветер. Уж это точно! Бойтесь голодного бунта!

— Спасибо за мудрый совет, спасибо от души, — поклонился Никодим Аркадьевич. — Ведь начальство далеко. Из Дайрена обстановку не увидишь. Вот и шлют глупые депеши.

— Действуйте, пока не поздно.

Никодим Аркадьевич в знак благодарности прижал ладонь к сердцу и заспешил дать приказчикам необходимые распоряжения.

Ермаков вышел на крыльцо. Там его встретила шумная толпа. Китайцы хлопали в ладоши, подбрасывали вверх соломенные шляпы, выкрикивали хором приветственные слова:

— Вансуй, ваньсуй! [10] Десять тысяч лет жизни! ( кит. ).

Ермаков снял пилотку, взмахнул ею над головой, громко крикнул:

— Дорогие друзья! Привет вам из России!

Ему многое хотелось сказать этим голодным, оборванным людям, но он не умел произносить речей, никогда не выступал на митингах и собраниях и сумел коротко, с запинками сообщить лишь самое главное: в Китай пришла Советская Армия, разгромила в боях японских захватчиков. Короткую речь он закончил самым простым и самым, пожалуй, нужным и подходящим в эту минуту призывом:

— А теперь кройте, братцы, в чуринские магазины за кашей! Да варите ее погуще для своих китайчат!

После стихийного митинга командир разведвзвода и его помощник Шилобреев обошли посты, проверили охрану железнодорожного моста и отправились к управляющему на званый ужин. Просторный банкетный зал был залит мягким матовым светом. В простенках висели картины в золоченых рамках. У дальней стены стоял широкий, обитый плюшем диван. Около него стояла ширма, разрисованная хвостатыми райскими птицами. На окнах висели тяжелые шторы с длинными серебристыми кистями. Справа зеленел выложенный под малахит камин, на нем тикали, поблескивая, часы, на которых красовалась фигура женщины с крылатыми ангелами на руке. На большом овальном столе стоял пышный букет хризантем, вокруг которого теснились бутылки с дорогим вином и тарелки с богатыми закусками.

«Вот как они живут, буржуяки», — подосадовал Ермаков, стараясь не обращать внимания на богатое убранство зала, будто всю жизнь пребывал в такой роскоши и едал за такими столами.

— Господа-товарищи, прошу без церемоний прямо к столу, — пригласил Никодим Аркадьевич.

— Тут господ нет, — поправил Ермаков. — Это у вас они еще пока имеются.