Иван Кононенко - Не вернуться назад...

— Направление в госпиталь кто нам выдаст?

— О вас уже там, в госпитале, известно. Договоренность с главврачом имеется. А сейчас по домам, скажите родным, где будете работать, захватите все, что нужно, и за дело. Сегодня быть там. Работать по-комсомольски! — Секретарь прощается с девушками за руку, и они с шумом покидают кабинет.

Первая ночь на дежурстве… Без сна и минуты покоя. Тяжело без привычки, но думать об этом некогда. А главное — понимаешь, что ты нужна, просто необходима этим людям, большим и мужественным, но сейчас таким беспомощным. Они без тебя не могут, некоторые не в силах даже повернуться, попить воды…

Эта сентябрьская, теплая, наполненная запахами свежих яблок и печеного хлеба ночь была тревожной. Впервые в городе стала слышна орудийная стрельба: фронт приблизился. Несколько раз прилетали бомбить. На станции что-то горело. Говорят, бомбили мост через реку, но мост дел, и по нему ходят поезда. В нашем районе, кажется, тихо. Как там мама? А раненые все поступают и поступают…

— Лариса, спишь, что ли? — Галя трясет ее за плечо, она вздрагивает и открывает глаза. Надо же! Уснула прямо на стуле. — Тебя старшая сестра спрашивала. Иди быстренько, ну!

Еще засветло оставшихся раненых спустили в подвал, там было безопаснее. Наверху осталось почти все госпитальное имущество — шкафы, приборы, бинты, лекарство, и Ларисе то и дело приходилось бегать то за одним, то за другим. В темноте по лестнице, по опустевшим коридорам не очень удобно, да еще когда на улице стреляют, но что делать — нужно. Перенести в подвал все необходимое некому, да и нужно ли. Никто не знал, что будет завтра, через час. В городе с обеда громыхал бой. Он то нарастал, то затухал, как будто весенний гром откатывался за окраину. В подвале не слышно пальбы, только, когда рвутся снаряды, потолок вздрагивает, осыпается штукатурка и пол ходит ходуном. Откуда-то появляется сквозняк, тускло горящие по углам свечи гаснут, становится темно, хоть глаз выколи, тревожно и страшно.

Тесно, одна к одной стоят железные кровати. Проход только посредине, вдоль подвала. И так мест еле хватило. Тяжелораненых успели вывезти. Кто мог передвигаться, ушел своим ходом. Первую партию погрузили в санитарный поезд, каким-то чудом оказавшийся на станции. Когда поезд ушел, главврач и завхоз раздобыли с десяток повозок и колхозную полуторку. Погрузить погрузили, но за станцию начался бой, и раненых направили в Огарьский лес. Что с ними — никто не знал. Что будет и с оставшимися? В подвале, около раненых, хлопочут Лариса и пожилая нянечка. Они то появляются, то исчезают в темноте, как привидения. Раненые тихо переговариваются. Вспыхивают огоньки цигарок и пропадают под одеялами. Нянечка и Лариса делают вид, что не замечают этого. В обычных условиях это, конечно, серьезное нарушение порядка, и никто бы не допустил курения в палате, а сейчас…

— Что там слышно, сестрица? Наши в городе? — спрашивает раненый из дальнего угла.

— Лежи, милый, лежи, — отзывается нянечка, — в городе. Скоро девчата придут, они расскажут, что там. И куда они запропастились? Давно ушли, пора бы и вертаться.

— Лара, нас эвакуируют? — спрашивает молодой красноармеец с забинтованной головой. Он сидит на кровати, подтянув острые колени к подбородку и обхватив ноги руками.

— Обещали что-нибудь прислать — машину или повозку. Ты ложись, одного тебя не оставят, — Лариса поправляет ему постель.

— А поезд?

— Какой поезд?! На станции немцы. — Она бежит на второй этаж за бинтами. Останавливается у открытого окна и смотрит в темноту поверх мокрых от дождя деревьев старого парка в сторону, где затерялся их небольшой домик. Как там мама? Что с ней? Отсюда дома не видно даже днем, а сейчас ночь, дождь. Но она все равно пытается что-то разглядеть. По-прежнему сеет мелкий дождь, в нескольких местах полыхают пожары. Вспыхивают ракеты, трещат автоматные очереди, бухают гранаты. Совсем рядом, за парком, гудят военные грузовики, трещат мотоциклы. По всему видно, что оккупанты уже в городе. Что будет, если они придут сюда? Что вообще будет? Страх охватывает ее с головы до ног, бьет ознобом. Такого она еще не испытывала. Какое-то время стоит потерянная и, забыв, зачем поднималась, медленно возвращается в подвал. Там, внизу, вместе со всеми не так страшно.

До последнего дня не верила, что сюда придут немцы, просто не могла представить чужих солдат в своем городе. И даже сегодня, когда впервые услышала эту ужасную новость. Вчера вечером старшая сестра неожиданно позвала ее и сказала:

— Яринина, отпускаю тебя домой до утра. В 8.00 быть здесь как штык.

— Ну… как же? — не поверила своим ушам Лариса. Она уже три недели в госпитале и ни разу не была дома.

— Что стоишь? Быстро собирайсь, без разговоров. — Старшая сестра не любила лишних расспросов. В госпитале ее побаивались больше, чем главврача.

Всю ночь Лариса была дома, с мамой. Спала в своей кровати. Это было как сон. Ночь пролетела незаметно. Утром, когда собиралась в госпиталь, мама спросила:

— Говорят, они наступают почему-то не с запада, а с двух сторон, от Бахмача и от Кременчуга. Может быть, десант высадили, ты не слыхала?

— Что ты, мамочка, их за Днепр наши не пустят. Не верь ты всякой болтовне!

— Хорошо бы.

Но это была правда. Утром страшная новость облетела весь город. По дороге в госпиталь Ларисе пришлось слышать об этом дважды. На рынке, куда она забежала на минутку, только и разговоров было, что сюда идут немцы.

Во дворе госпиталя стояла полуторка и повозки. Выносили кое-что из имущества. Бегали сестры и няни, торопились куда-то врачи. Госпиталь эвакуировался. Какие уж тут сомнения? Увидев Ларису, старшая сестра на ходу бросила:

— Где ты ходишь?!

Переодевшись, Лариса сразу же включилась в лихорадочный режим эвакуации.

А около двенадцати затрещали выстрелы. Начался бой за город. Машина и повозки с ранеными уехали в лес, а оставшихся решили переселить в подвал.

— Лариса, ты где? — Это Галя, она сопровождала последнюю партию раненых, отправленных в лес. Они чуть не столкнулись на темной лестнице.

— Здесь, здесь, ты уже вернулась?

— Давай сюда быстро, дело есть. — У входа в подвал Галя и Леся шепотом, перебивая друг друга, начали рассказывать о том, что раненых пришлось оставить в лесу. Еле добрались обратно и сколько натерпелись, напереживались. Стоявший в стороне военный с повязкой на руке молча жадно курил. Лариса, увидев незнакомого человека, хотела спросить, кто он, но остановить подруг было невозможно.

— Вот у кирпичного завода встретили его, перевязали и сюда.

— Он первый заметил нас. Мы испугались и хотели бежать, потом видим — свой.

— Там раненые. Он попросил помочь перетащить их и сделать перевязку.