Василь Быков - Повести о войне

— Вот видишь, Леша, — сиял, любуясь им, Васюков, — нравится ведь, а? А ты упирался! Васюков, мол, там один-одинешенек. А Васюков вот он, хоть старый, но живой!

— Вы-то… Ты-то живой, — бросил Карпов, — хоть и старый, а каково тебе там?.. Молодому?..

Васюков хотел было возразить, но почему-то этого не сделал.

— Ты гляди давай! — с преувеличенным оживлением показал он в окно. — Гляди!

Недавно над городом прошел небольшой дождь, тюльпаны на клумбах стояли, полные воды. И хотя солнце выглянуло снова, люди на улицах недоверчиво держали в руках раскрытые разноцветные зонтики. А может, они делали это нарочно, от хорошего настроения, чтобы порадовать богатством красок себя и друг друга.

Вдоль канала бегал с палкой в зубах золотой бульдог.

Разгуливали по площадям голуби.

Шли пожилые люди с березовыми букетами под мышкой. В баньку…

Соседи Карпова по автобусу то и дело оглядывались на него. Ну, как, мол, узнаешь? Помнишь?

Вот промчались велосипедисты с туго надутыми мышцами неутомимых загорелых ног.

— У меня до войны тоже велосипед был.

Вот стрижет на балконе ноготки своему младенцу мать. Сверкнули маленькие ножницы…

Вот возник в проеме между домами Исаакий. С блистающей, похожей на богатырский шлем крышей, с шевелящейся, словно муравейник, высокой круглой террасой.

А вот Нева. Свежестью и чуть-чуть нефтью дохнул серый простор реки.

— «Аврора»! «Аврора»! — закричали пассажиры. — Товарищ водитель, помедленнее! «Аврора»!..

Они смотрели сейчас на город жадными, изумленными глазами Карпова и видели значительно больше, чем обычно, как бы прозрев, как бы сквозь удивительно чистое, протертое до блеска, до голубизны стекло, еще недавно буднично запыленное. Они увидели дрожащий воздух над трубами корабля, ржавчину у ватерлинии, лампочку в черноте одного из иллюминаторов… Мимо броневого борта неподвижного крейсера сновали речные трамвайчики с полосатыми тентами. Вдоль парапета к мосткам «Авроры» вытянулась длинная очередь: старики, дети, солдаты…

— Хорошо! — произнес вдруг Карпов. — Хорошо живете! Здорово!

В автобусе оживились еще больше, заговорили все разом, подтверждая высказанное Карповым мнение.

— Только бы войны не было, — произнес кто-то.

— Вот-вот, — поддержали его со вздохом.

— Какой еще войны? — удивился Алексей. — Ведь кончилась она!..

Автобус остановился. В самом центре пестрой от цветов площади стоял старинный небольшой дом. Навстречу приехавшим торопились люди. Какая-то женщина, пожилая, но красивая, в нарядном полосатом платье, и несколько парней в козырьках без кепок, нацеливших на Карпова объективы стрекочущих аппаратов, оказались впереди.

Женщина счастливо, хотя и сквозь слезы, улыбалась.

— Гражданка, — сердились на нее парни, — вы мешаете телепередаче! Отойдите!

— Но я должна! — попыталась она пробиться к автобусу. — Я должна… Это же… Паша, Таня!.. Скажите им!..

— Ну, вот, — почему-то засмеялся Васюков, — так я и знал! То стеснялась, пряталась… А сейчас…

— Товарищ Карпов, — поднеся к лицу Алексея микрофон, официальным голосом спросил один из парней, — как вы себя чувствуете?

— Нормально… — буркнул Карпов.

— Нормально! — повторил парень со вкусом и, повернувшись к объективам, произнес: — Не правда ли, точно так же отвечают на этот вопрос наши герои-космонавты? Павел Егорович, вопрос к вам, — повернулся он к Васюкову, — как долго пробудет в нашем времени товарищ Карпов?

— Не для того ведь мы… — насупился Васюков. — Он же…

— Я здесь задерживаться не собираюсь, — решительно вставил Алексей. — Мне нужно туда.

— Нет! — прервал его чей-то возглас. — Нет! Он не вернется! Пустите!..

Это была женщина в полосатом платье.

— Лешенька — пробилась она к нему. — Леша! Родной! Ты не вернешься, ты с нами будешь!

Карпов растерянно отстранился.

— Успокойся, — почти просил ее Васюков, — ты же обещала…

— Мама, он в шоке сейчас, нельзя, — убеждала ее и Таня, — позже…

Женщина осталась за толстой стеклянной дверью.

— Всего меня обслюнила, — с удивлением сказал Алексей, сдавая в гардероб рукавицы, ватник и автомат. — Кто это?

Он очнулся в постели в залитой солнцем комнате. Все расплывалось у него перед глазами, теряло очертания. Он поморгал, вгляделся.

Рядом в низком плетеном кресле сидела та самая пожилая женщина. Одета она была иначе, но все так же нарядно, и прическа другая, пожалуй, еще пышней и замысловатей. И снова этот наряд и эта прическа как-то не шли к ее взволнованному, тронутому паутиной морщин лицу.

— Ты мое имя говорил… во сне… — произнесла она непослушными прыгающими губами. — Имя… не забыл, значит…

— Имя? А кто вы? Я вас знаю?..

— Вот видишь… Имя помнишь, а не узнаешь… Я ведь как думала… Я думала, Паша быстро изобретет все это, ну, за год хотя бы… Тогда… Тогда, конечно, ты бы сразу узнал, а он… Я его торопила. Чего, говорю, копаешься? Нарочно, говорю, тянешь, чтобы я старая стала. Ревнуешь… Я, конечно, шутила. Он ведь ночей не спал. Все считает, считает… Все минуты тех лет сосчитать нужно было. Сидит, бывало, молчит, а губы шевелятся. Долго же он считал!..

Голова Карпова упала на подушку, косо накренился, вздыбился черно-белый пол. Люба?.. Так вот оно что!..

— Чуть встретимся, все о тебе, — доносился едва слышно, точно из прошлого, знакомый молодой голос, — каждую минуту тех лет переберем, вспомним… Поэтому и получилось.

— Вы… вы тоже здесь… работаете? — с усилием открыл глаза Карпов.

Она сидела в низком плетеном кресле. То рядом, а то далеко-далеко…

— Я поварихой здесь. Только мы своего мало готовим, больше разогреваем. В кафе получим, а здесь разогреваем. Раньше-то я на фабрике-кухне работала, когда он учился, а Таня маленькая была, а потом сюда… Все вроде к тебе поближе.

Пропуская сквозняк, отворилась позади дверь.

— Мама… Нельзя больше… Извини…

— Да, да, Танечка, я сейчас… Доскажу только. Я, Леша, все помню, все-все… Я еще догнала тебя тогда, помнишь? Вернись, просила. Вот ты… и вернулся… А я старая…

— Ну, что вы!.. — приподнялся он на локтях. — Тетя Люба!.. Вы не волнуйтесь…

— Как ты сказал? Как? — она отняла от мокрого лица ладонь. — Тетя Люба?.. — и, смеясь и плача, пошла к дверям, помедлила и вышла.

— Она вас ждала, ждала… — смущенно произнесла Таня. — А вы… Запоздай вы сюда еще на пару лет, так и я бы тетей стала… Эх вы!.. — она махнула рукой и выбежала.

Карпов поднялся. Стоял на полу худющий, растерянный. Чесал затылок.

На двух стульях в изголовье была сложена одежда. Его, солдатская, и светлый штатский костюм. Рядом с кирзовыми сапогами поблескивали новые башмаки.

В тихий коридор Алексей вышел в солдатской форме. Вышел и не знал, куда идти. Двери, двери… За одной из них он услыхал знакомые голоса. Васюков… И она… Люба.