Василь Быков - Повести о войне

— Ты к чему?

— К тому самому… В доброте сила… В душе…

— На напарника валишь, — сказала женщина, — а зачем сам солдата обругал?

На балконах одобрительно рассмеялись.

Кто-то, позевывая, вернулся в комнаты досыпать. Кто-то задумчиво закурил…

Почти в начале проспекта на одном из домов висела табличка: «При артобстреле эта сторона улицы наиболее опасна».

Возле этой таблички Таня и догнала Алексея.

— Мы здесь живем, — сказала она, — окна темные, мамы еще нет… Давай… Давайте поднимемся и подождем ее.

Открыв старый скрипучий шкаф, она достала картонную коробку, а из нее трехпалую солдатскую рукавицу. Натянула ее на руку, прижала к лицу.

— Чья это? — спросил Карпов.

— Отцовская… Отец маме ее подарил. На память… Хочешь есть?

— Не очень.

Она отправилась на кухню и принесла оттуда черствый, но горячий ломоть.

— Больше ничего нет, — растерянно произнесла она, — я его над конфоркой подержала.

С наслаждением вонзил он зубы в хрустящую, царапающую нёбо корочку, напомнившую ему оставшийся во вчерашнем дне скудный военный мир.

— Мало я им еще высказал, суркам этим. Еще бы разок туда попасть, на ту улицу, я бы им… — и осекся, даже потупился под долгим ее взглядом.

— Не спите, не спите… — вспоминая, произнесла Таня. — Я понимаю, Леша, о чем вы… ты… Но они ведь не только что родились. Они вместе с тобой там были… И… после тебя… Десятки лет… Это же они все вокруг сделали… А ты одним махом… Я понимаю, здесь весна, мир… Но… Знаешь, что я решила? Мы пойдем туда, назад, вместе!.. Да, да! Хорошо, что я тоже не замужем, как мама… Это бы помешало…

Он услышал только то, что хотел слышать.

— Не замужем?.. А он… Павел Егорович?.. Разве он не женат?..

— Как же он может быть женат, если она не замужем? — Таня грустно засмеялась.

— Но как же… — Карпов посмотрел на нее в упор. — Кто же… Чья это рукавица?

— Твоя…

Он отшатнулся.

— Значит?..

— Да. Я ведь… Татьяна Алексеевна!.. — она все еще тихо смеялась.

— Но, ей-богу! — вскричал он растерянно. — Не было!.. И рукавицу я не дарил! Я их в гардероб сдал вчера, можешь проверить. Я не дарил…

Она рассказывала, а он недоверчиво, удивленно слушал. Потом молчали. Долго-долго молчали. Она сама не заметила, как положила руки на стол, голову на руки…

«Сколько же это времени сейчас? — подумал Алексей и вдруг почти со страхом ощутил, что лишился своего умения обходиться без часов. — Сколько же сейчас времени? Неужели?..»

Откуда-то из глубины памяти тихо-тихо, но все громче, оглушительно громко всплыло монотонное тиканье часов. Ходики… Те самые, на стене у Сан Саныча. «Ать-два! Ать-два!..»

А это какие?

Уже не одни, не двое, а добрый десяток часов, два десятка, четыре звучали в его сознании. Тысячи, сотни тысяч живых часов…

Карпов ощутил, как стремительно, безвозвратно течет время. Почему же он медлит? Чего ждет? Он должен!.. Скорей!.. Иначе будет поздно!..

Карпов вскочил на ноги. Взглянул на Таню… Спит… Пусть спит. Пусть она спокойно спит…

Пустынными были в этот ранний утренний час улицы. Только солнце одиноко стояло в небе, над крышами домов.

Карпов побежал. Одна улица, другая… Карпов долго бежал, потом шел. Все медленнее, медленнее.

Устал?..

Остановился. Задумался.

И увидел часы… Те самые часы без стрелок на высокой башне новенького дворца.

И услыхал время… Почудилось, или в самом деле услыхал? Оно звучало так громко, так взволнованно… А может, это стучала в висках кровь?

На гранитной скамье, аккуратно подложив газету, сидел однорукий седоголовый старикан.

Взгляды их встретились.

— Прощай, Сан Саныч, — сказал Карпов.

Старик задумчиво улыбался.

— Почему же прощай, Леша? До свиданья! Ведь мы скоро увидимся… Там, в сорок втором…

И, словно запруду снесло где-то, ручьями, реками потекли из подъездов, дворов, переулков люди. У всех у них был подчеркнуто будничный, деловой вид. Маленькие обшарпанные чемоданчики, в которых обычно носят инструменты; портфели, скрипичные футляры, длинные трубки чертежей — чего только не было у них в руках или под мышкой.

Да и сам город преобразился, Побежали, опережая друг друга, автобусы и троллейбусы, мощно задышали заводы, березами выросли из земли и ударили в небо фонтаны…

И с ворчаньем прополз мимо, смывая вчерашний мусор, неторопливый поливальщик.

— Вези меня, друг, направо, — вскочив на подножку, приказал Карпов, — опаздываю!..

— Чего, чего? — вытаращил глаза щекастый паренек-шофер. — А ну, брысь отсюда!

Карпов торопливо объяснил ему, что так, мол, и так. Ты, мол, и родился, может быть, потому, что сейчас меня подвезешь: я ведь родителей твоих спасу…

Паренек поморгал белыми поросячьими ресницами, вдумался.

— Да ведь я приезжий, — хохотнул он, — родители мои в Тюмени тогда жили. Так что спасать их тебе не придется! Всего наилучшего! — он прибавил скорость, но почти тут же остановился. — Садись! Ну! Быстрей!..

Карпов, не долго думая, забрался в кабину, и поливальщик во всю силу мотора помчался по улицам, продолжая щедро поливать их водой. Он напоминал теперь торпедный катер.

— Галка-то моя — питерская, — открылся шофер, — коренная! Теща по воду в блокаду к Неве ходила. Рассказывала, что снаряды прорубей наделали. Хорошо, говорит, было — долбить не нужно…

— Вот видишь, — крикнул ему в ответ Карпов, — того и гляди, накроет твою тещу снарядом, и не родится у нее дочка, а дочка не выйдет за тебя замуж. И все потому, что ты меня не подвез…

— Так везу же!

Карпов говорил, а думал о своем.

— Пришел бы ты домой, — говорил он, — а жены как не бывало. Будто померещилась она тебе, приснилась…

— Так везу же! — сердился шофер. — Везу.

Площадь перед институтом была заполнена людьми. Некоторые показались Карпову знакомыми. Например, мальчик и девочка, что встретились ему с Таней в сквере. Или вот этот лысый усач… Он на балконе стоял ночью, возмущался. А это кто? Степан! Сын Сан Саныча… Увидел Алексея и вытянулся перед ним, как перед генералом.

— Вы слишком здоровый, — крикнул Степану мальчик, — на вас много энергии потребуется, а я маленький, худощавый…

Карпова обступили. По жаркому человеческому коридору молча шел он к институтской двери.

— Я ни одного субботника не пропустил! — пробивался за ним мальчик. — Так лед колол, даже лом обратно вытаскивать было трудно…

— Это правда, — подтвердила девочка, — я видела!

— Есть уже порох в пороховницах, — засмеялся лысый усач, — еще хлебнете, успеете, вот я-то, — обратился он к Карпову, — уж точно бы пригодился! Я снайпер, приклад у меня от зарубок шершавым был. Возьми!

— Меня! Меня возьмите! — послышалось отовсюду. — Меня!

— Товарищ Карпов, — пробился вперед Степан. — Папа этого не сказал, но я понял… Я и сам… Я рядовым пойду… С вами…