Василь Быков - Повести о войне

— Нет, я не болею, — сказала девочка, — я ходить разучилась, а разговаривать еще могу…

— Пустое, — вздохнула женщина, — пустое…

— Это вы зря, — рассердился Карпов, — у нее еще муж будет и двое детишек, здоровых и послушных. Она еще в кандидаты наук выйдет!..

Женщина недоверчиво улыбнулась.

— Римма, спрячь ручку в рукав, простудишься.

— Нет, мне нравится, что они тают. Значит, я теплая…

…В ледяном парадном в темном углу под лестницей стоял мальчик лет восьми и громко всхлипывал.

— Чего, пацан, ревешь? — спросил Карпов. — Васюков, подожди минуточку!..

— Машу куда-то увезли, — сквозь слезы ответил мальчик, — мы с ней вчера в победу играли, а сегодня… Прихожу, а ее нет. Увезли… А я… Я ее люблю!

Карпов растерянно кашлянул.

— Так отыщи ее, — выговорил он, — всю жизнь ищи. А найдешь, женись на ней. Понял?

Мальчик не ответил. Бросил на него быстрый взгляд и отвернулся.

…Догнав Васюкова, Алексей молча зашагал вслед за ним по узкой свежей тропе.

— Невский скоро, — оглянулся на него Васюков, — ветреней стало. Ты что?

Карпов с изумлением оглядывался по сторонам. Узнал улицу, на которой мирной белой ночью там, в будущем, кричал о войне и разбудил спящих. Да, да… Те же дома, подъезды… Окна и балконы… Только выглядело сейчас все иначе, мрачно, мертво. Подъезды без дверей, окна черные, слепые. Неужели в этих безмолвных каменных громадах, за холодными стенами живут люди, живые люди? Неужели раздаются там человеческие голоса или, по крайней мере, рыдания? Трудно было в это поверить.

Волна какой-то мучительной, самого Карпова удивившей любви прилила к его сердцу. Он почувствовал себя намного старше самого старого жителя этого города, этой улицы, всезнающим, всемогущим.

— Люди-и-и! — закричал он, и крик его, ударяясь о стены, полетел по продутому ветрами Ленинграду. — Люди, живите! Не умирайте! Будет тепло и весело! Будут хлеб, молоко, свет!.. Только потерпите, не умирайте! Я знаю!..

Показалось Карпову, а может, нет, но дома как бы встрепенулись, разбуженные его криком. Снег на мгновение замер в своем полете, остановился, прислушиваясь, ветер. И тут же все снова потекло по своим руслам, время двинулось дальше.

Он увидел перед собой серое плосковатое лицо Васюкова, его широко раскрытые любопытные глаза.

— А откуда?.. Откуда ты знаешь?

И Карпов не стал скрывать.

— Я ведь, Паша, одним глазком того… В будущее заглянул!

Васюков раскатисто рассмеялся.

— В будущее?! Хорошо, я не против, ври дальше. Какое оно хоть, будущее?

— Весна там, мир… На улицах книги продают. На стоянках такси очередь длиннее, чем на трамвайных остановках…

— Погоди! А люди какие?

— У тех, кто здесь молодой, там уже седина и лысина…

— И вся разница?

— Ну, почему вся? У них…

— Нет, нет! Не рассказывай! — перебил его Васюков. — Когда все наперед знаешь, жить неинтересно.

Однако любознательность его тут же взяла верх. Улыбаясь, хмурясь, озадаченно почесывая затылок, он вновь подступил с вопросами:

— Леша, ну, хорошо, раз ты в будущем был, ответь: узнали там, почему яблоки на землю падают?

— Яблоки? — рассеянно переспросил Карпов. — Паданцы, что ли? Это у заготовителей спросить нужно. Взгреть их за это нужно.

Глаза у Васюкова горели, он и не верил Алексею и верил, хотел верить.

— Леша, а Леша, — не унимался он, — а узнали там, чем люди сны видят? Ведь глаза у спящих закрыты!..

— Запишешься, Паша, в академию, сам узнаешь.

— Сам? — Васюков задумался. — Запишусь, если жив останусь. Вот только зрение у меня больно хорошее, — он лукаво засмеялся, — а без очков могут ведь не принять!

…Они вышли на белую, не тронутую колесами дорогу. Впереди появились березовый шлагбаум и постовой возле него.

Показали документы и пошли к дому отдыха.

У Карпова было такое чувство, будто он видит недавний, еще раз повторившийся сон. И вспомнился вопрос Васюкова. Чем люди сны глядят?.. Ах, Васюков, Васюков! Не ты ли, Паша, все это и устроил? Так о чем же ты спрашиваешь?

…В первом окне с разинутыми в хохоте ртами полулежали на кроватях солдаты. Как будто так и остались они в этой позе еще с того, первого раза.

— Гха-ха-ха-гаа!.. — задрожали стекла.

— Свежими анекдотами балуются, — сделал вывод Васюков.

Во втором окне передвигал единственной рукой костяшки канцелярских счетов старшина…

В третьем окне на березовом чурбаке сидела Люба. Мыла картошку. Вот она подняла картофелину над чугунком, разжала пальцы… И улыбнулась.

У Карпова защипало в глазах. Он хотел отступить от окна, но Васюков, лихо сбив набок ушанку, уже стучал в стекло.

Она повернула голову и увидела их. Всплеснула руками, поднялась и выбежала во двор. Медленно подошла.

Васюков хотел ее обнять, но она вырвалась. А тут и Сан Саныч появился, начал стыдить Пашку…

Все, как в прошлый раз. И чуточку вроде не так…

…В канцелярию Карпов вошел первым. Взглянул на ходики… «Ать-два! Ать-два!..» Идут! Облегченно вздохнув, Карпов взял из-под скатерти ключ и отпер сейф. Вынул из него плоский брусочек сала, сунул в карман, затем, замкнув сейф, выбросил ключ через форточку в снег.

Вошел Сан Саныч.

«Вот и увиделись», — улыбаясь, подумал Алексей.

— Здравствуй, Сан Саныч.

Старшина почему-то не удивился. Коротко посмотрел, вынул тетрадь и стал заносить в нее данные новых постояльцев. И вдруг снова коротко, пронзительно посмотрел. И сумрачно усмехнулся.

Да уж не знает ли он про все?

Вошла Люба.

— Две картошки нужно в котел добавить, — радостно покосилась она на Карпова.

— Обязательно! — сказал Сан Саныч. — И жиры тоже… — пошарил под скатертью. — И жиры, — пробормотал он, — и десерт… Что у нас завтра на десерт?

— Есть еще рюмочка сгущенного молока.

— Ты, Люба, разведи его пожиже, вылей в красивую тарелку и… Черт, где это ключ подевался?

— Гха-ха-ха-гаа! — раздалось за стеной.

Чтобы не помешать, Карпов замер у порога.

— Наступила очередь русского, — удобно развалясь на койке, рассказывал Васюков.

Сосед его, веснушчатый паренек — у него даже на губах веснушки темнели, — заинтересованно округлил глаза.

— Ну, ну… Какое же решение принял наш товарищ?

— А русский богатырь, Иван-слесаревич, железный стержень докрасна раскалил и холодным концом Гитлеру…

— Почему же холодным? — разочарованно спросил усатый снайпер, сняв наконец гимнастерку.

— Чтоб никто вытащить не смог! — закончил Васюков и с удовольствием поддержал дружный смех отдыхающих.

— А как же, — кивал лысой головой усач, — чуть зазеваешься, вытащат…

Шагнув от дверей, Карпов молча достал сигареты, разломил их пополам и угостил отдыхающих.

Снайпер вздохнул.

— Душа у нашего народа крепкая, вытащат, снова раскалим.