Григорий Полянкер - Старый Сантос и его потомки

Кто-то из парней развел на камнях большой костер, и все заметно повеселели, бросились к огню и стали, приплясывая, греться.

Испуганные коровы, овцы, лошади также оживились, почувствовав, как быстро начинают пригревать солнечные лучи, и стали щипать травку, пробивающуюся то тут, то там.

Женщины развязывали узлы и раскладывали сушить на камнях и на мокрых кустах подушки, перины, одеяла, рядна и одежду.

Все от мала до велика были заняты работой. Долго ли будет сегодня греть солнце или снова хлынет проливной дождь? Правда, после грозы можно было ожидать, что погода переменится к лучшему. Но разве что-нибудь разберешь теперь здесь, в чужой стороне? Кто что может сказать?

Чем больше пригревало солнце, тем веселее становилось на душе. Вокруг слышались смех, визг и крики ребятишек, которых этот привал, как и необычная дорога, очень позабавили. Тут и там уже пылали костры, женщины занялись хозяйством — доили коров, коз, готовили завтрак. Что бы там ни было, а поесть каждому надо даже и в таком положении, в каком все очутились.

Ицхак Сантос снял с камня не высохшую еще рубаху, подержал ее немного над пылающим костром, затем надел на голое тело и неторопливо зашагал по болотистой дороге на гору. Все вокруг для него было необычно, ново. После обильного дождя почва расползалась под ногами, идти было скользко и трудно, но зато легко дышалось. Воздух был чист и прозрачен, напоен терпким ароматом перепрелых трав. Чем выше Ицхак поднимался, тем больше эти места напоминали ему родную Каменку. Жаль, что поблизости, на холмах и кручах, не было стройных елей и могучих пихт, которые он так любил и к которым так привык! Вокруг было пустынно. Одни камни, скалы. Извилистый глубокий яр перерезал плоскогорье. Ицхак повернул в ту сторону, где чернел лес. Приблизившись к нему, он увидел огромную отвесную белую скалу, которая напоминала высокую стену разрушенного старинного дворца. Ему еще не приходилось встречать такой головокружительной высоты скалу. С трудом переставляя ноги по липкой грязи, он приближался к ней. Вдруг поднялся оглушительный птичий грай. Сантос не успел оглянуться, как от скалы оторвалась огромная стая вспугнутых птиц, выбравшихся из своих гнезд, выдолбленных в скале, и стала кружить над головой, будто предупреждая о надвигающейся опасности.

Ицхак Сантос кинул взгляд на птичий базар, и лицо его озарилось радостной улыбкой. Он подошел ближе к каменной громаде и увидел у ее подножья изумрудный родник, напоминавший сказочное озерко, окруженное серебристым песчаным кружевом.

Он остановился у родника как очарованный, всматриваясь в прозрачное зеркало, затем опустился на отшлифованные временем и ветрами мшистые камни и несколько минут вслушивался в журчание родника. Ицхак был потрясен дикой красой этого места, неудержимым гомоном встревоженных птиц, невиданной красотой белой скалы и родника. Вода манила к себе, и, опустившись на колени, он припал к зеркальной глади родника и жадно стал пить холодную, кристально чистую, необычайно вкусную воду. Ему показалось, что сразу как-то посветлело в глазах. Усталость словно рукой сняло, и он почувствовал прилив новых сил. На душе сразу стало легче, тревога, охватившая его недавно, исчезла.

Удивительный родник! Никогда ему не доводилось пить такой чудесной воды. И он снова припал губами к роднику, долго и жадно пил — и не мог досыта насладиться.

А тем временем птицы вокруг бесновались. Кружили и кружили над белой скалой, над источником с дикими криками, словно хотели прогнать пришельца, нарушившего их покой. Они то спускались низко, то взмывали ввысь.

Поднявшись на вершину белой скалы, Ицхак Сантос сложил ладони трубкой и изо всех сил стал звать людей, оставшихся внизу:

— Скорее бегите сюда! Красота-то какая! Живее ко мне!

Услыхав зов, кое-кто бросился к нему. Они скользили, падали, подымались и снова карабкались на скользкую гору. Припадая к роднику, расталкивая друг друга, люди стали жадно пить, восхищаясь изумительной водой. Они оглядывали необычно белую скалу, гнезда, выдолбленные птицами на вершинах, радуясь окружающему раздолью.

— Да, это родник! Чудо — не вода! Сказка!..

— Сроду не пил такой воды…

— Вкуснее вина, что Сантос готовил в Каменке.

— От этой воды можно опьянеть…

— А я вам скажу, что это какой-то волшебный родник, — после долгого молчания сказал Ицхак Сантос. — Сколько ни пьешь, хочется еще…

— Напился — и сразу сбросил десяток лет… — рассмеялся худой, длинный старик и снова приблизился к роднику.

— Вы там не очень, Ошер! — отозвался кто-то из молодых. — Если каждый раз будете молодеть на десяток лет, то скоро впадете, упаси бог, в детство…

Какая-то черноокая девчонка примчалась с ведром и, зачерпнув воды, понесла тем, кто остался на берегу.

— Пусть ослабевшие напьются. Такая вода, пожалуй, может исцелить от любого недуга…

Гомон, смех и возгласы не умолкали, смешиваясь с криками встревоженных птиц, которые взволнованно глядели с высоты на пришельцев, нарушивших вековую тишину этой скалы.

Кто-то из запоздавших, напившись, вытер рукавом мокрые губы:

— Да, люди добрые, вода — роскошь! Все хорошо, но не кажется ли вам, что после такого водопоя не мешает подкрепиться? Аппетит у меня до того разыгрался после этой воды, что проглотил бы целого быка! Одной водой сыт не будешь… А эта скала хлебом пас кормить не сможет…

Сантос смерил взглядом парня, минуту подумал и тихо произнес:

— Кто его знает. Бывает иногда так, что камни, скалы тоже могут кормить людей. Все зависит от того, какие это камни. Там, откуда мы пришли, были точно такие же камни. Ты уже забыл, сынок, что после того, как мы потрудились, те камни стали давать нам хлеб…

Постояв немного, поглядев, как оживились приунывшие было односельчане, Ицхак Сантос, погруженный в глубокое раздумье, направился к берегу. У него было много забот, куда больше, чем у остальных. Нужно было решать, как быть дальше, куда податься. И среди всех забот была еще одна, пожалуй, самая сложная: что делать со старым Пинхасом? Там, дома, отец держался молодцом, трудился на виноградной плантации и на огороде не хуже молодых, не чувствовал себя стариком, а эта жуткая дорога его совсем пришибла. Он простудился, все время кашляет. Как ни кутается, холод пробирает его насквозь, и старик не в силах согреться. Его трясет, как в горячечном бреду. Он заметно изменился. На себя стал не похож. После того как его вытащили на берег, старик лежит на узлах, укрытый с ног до головы. Никто ему не может помочь, да старик никого и не слушает, говорит, что перехитрить болезнь никто не в силах. Сколько, мол, тебе на веку положено, столько и проживешь… А врачевание — это бог знает что. Одно кощунство. Вызываешь только зря гнев божий… Он зовет тебя к себе, стало быть, пора кончать с этой временной жизнью и отправляться в вечную.