Игорь Угольников - Подольские курсанты

– Товарищ полковник! – В блиндаж ввалился ординарец. – Там посыльный, из штаба армии.

Следом двое курсантов ввели под руки едва живого красноармейца. Было заметно, что он проделал нелегкий путь: усталый взгляд, ввалившиеся щеки, серое от пыли лицо, разодранная в нескольких местах шинель… Боец был ранен, но старался держаться перед командиром молодцом. Собравшись с силами, он проговорил:

– Товарищ полковник, нас было семеро… Пробился я один. Вот, – он достал из-за пазухи серый сверток, – вам пакет из штаба.

Стрельбицкий немедленно вскрыл послание. Строчки запрыгали перед глазами, стали сливаться. Пришлось перечитывать дважды: «…Вывести подразделения… из боя в Подольск и произвести выпуск…»

Наконец-то! Иван Семенович поднял глаза на посыльного. Сквозь серый налет на лице красноармейца проступил довольный румянец. Он понял, что принес добрую весть.

– Что ж, пора. Немедленно отправьте нарочных. Сообщите всем: резервы подошли, наша задача выполнена, получен приказ отходить.

Возле развороченного орудия собрались оставшиеся в живых артиллеристы. Только что отбившие натиск врага и потерявшие в бою много товарищей. Здесь же на расстеленной плащ-палатке лежал тяжело раненный лейтенант Шаповалов, еще полчаса назад руководивший операцией.

Немцы, заметив, что дот Шаповалова перестал отвечать огнем, направили к нему сразу три штурмовых орудия. Расчет оказался верным. Подпустив врага поближе, курсанты спешно вкатили орудие в укрытие и ударили в упор. Танкисты этого не ожидали: едва вздрогнула и занялась огнем первая машина, две другие стали поспешно разворачиваться. Их добивали выстрелами в корму. Однако усилившая огонь немецкая артиллерия сумела-таки накрыть дот. Один из снарядов разорвался прямо перед амбразурой, повредив ствол орудия и выбив несколько человек из расчета. В числе раненых оказался и лейтенант Шаповалов. Осколком ему пробило грудь, и теперь он лежал на плащ-палатке, бледный и неподвижный, хрипло, со свистом, дыша и изредка постанывая.

…Рядом с новой силой разгорался бой у дота лейтенанта Алешкина. Два «тридцатьвосьмых» упрямо лезли на высоту, стреляя по нашим укреплениям с ходу. Артиллеристы пока не отвечали, видимо, хотели подпустить танки поближе.

«А ведь там сейчас Маша и Митя!» – острая мысль промелькнула в Сашкиной голове. Он еще плотнее прижался к холодному бетону и с тревогой уставился на затаившийся дот. Еще несколько секунд, и орудие выпустит во врага смертоносный снаряд.

Сашка отвлекся в самый неподходящий момент: из полуразвалившейся траншеи в бетонное помещение дота ввалился посыльный. Когда поднятая им пыль улеглась, артиллеристы узнали курсанта Орленко. На его сером от грязи и копоти лице светилась радостная улыбка. Он долго моргал, осваиваясь в полумраке, наконец разглядел лежащего на полу Шаповалова и, заметно расстроившись, вполголоса доложил:

– Товарищ лейтенант! Приказано отходить к новому укрепрайону. Сбор у командного пункта.

Шаповалов вздрогнул и открыл глаза. Он словно ждал этого донесения. Жизнь на какое-то время вернулась к нему: он обвел бойцов осмысленным взглядом и разлепил засохшие губы:

– Подготовить раненых. Отходим группами. Необходимо передать Алешкину приказ об отходе.

Сашка оторвался от амбразуры и, опережая других, кинулся к лейтенанту:

– Разрешите мне!

Шаповалов напрягся, пытаясь различить лицо склонившегося над ним курсанта. На секунду они встретились – горящие от возбуждения глаза Сашки и твердый, уже все понимающий, но еще продолжающий отмеренную ему работу взгляд командира.

– Давай, Лавров. – Шаповалов прохрипел это уверенно, с облегчением и бессильно откинулся на сунутую ему под голову скатку.

В это время немецкие пехотинцы сумели обойти позицию с тыла и, отстреливаясь от наседавших на них курсантов, почти вплотную подобрались к бетонному сооружению. Всего в десятке метров от входа завязалась жестокая рукопашная.

Сашка кинулся в самую ее гущу и с наскока сшиб коренастого немца, занесшего над кем-то из наших руку с ножом. Граненое жало штыка наполовину вошло немцу в правый бок, прямо под поднятую руку. Серое сукно шинели лопнуло, нож вылетел из руки. Немец всем телом шлепнулся о бруствер и смешно засучил ногами, словно собирался выбежать из свалки. Потом обмяк и придавил собой Сашкину винтовку.

Рядом дрался лейтенант Алешкин. Расправившись с одним фашистом, он уже направил оружие на другого, но тот изловчился и сумел достать Алешкина штыком. Холодный металл пронзил плечо. Сашка кинулся было лейтенанту на помощь, но в следующее мгновение оказался на дне окопа. От отчаяния и страха Сашка ринулся выкарабкиваться из душной суматохи. Кто-то потянул его за рукав, и в следующую секунду прямо перед его носом оказалась довольная физиономия Мити. Тот оттолкнул товарища на безопасный пятачок и ввязался в драку сам. Сашка мгновенно потерял его из виду.

В считаные минуты немцам удалось взять верх над артиллеристами. Почувствовавшие запах удачи фашисты бросили на траншею новые силы: свежая густая цепь солдат устремилась в прорыв. Сзади их поддерживали танки. Прямо перед дотом один за другим вырастали земляные столбы разрывов.

– Шемякин, к орудию! – Голос Алешкина потонул в грохоте боя.

Митя свалил с себя застреленного фрица, вскочил на ноги и кинулся к доту. За ним устремились оставшиеся в живых артиллеристы. Пехотинцы закончат и без них. Сейчас главное – не пропустить на позиции танки!

Свинцовая очередь настигла Шемякина у самого входа. Обернувшиеся на крик Алешкин и оказавшаяся тут же Маша видели, как Митя испуганно вскинул руки и округлил глаза, словно не желая понимать, что это случилось именно с ним. Он еще успел выкрикнуть что-то невнятное, прежде чем упал вниз лицом и замер.

– Митя! – Маша бросилась к нему, расстегивая на ходу санитарную сумку. – Митенька! Все будет хорошо! – Она кричала так, будто пули попали не в него, а в нее, будто и она ощутила ту самую боль, которая только что пронзила его тело.

Маша разорвала на нем одежду и, пачкаясь кровью, стала разматывать перевязочный пакет.

– Потерпи! Сейчас я все сделаю!

Митя открыл глаза и постарался улыбнуться:

– Маша, это уже не нужно…

– Нужно! – Маша хотела прикрикнуть на непослушного бойца, но от отчаяния ее голос сорвался, и получилось, будто она взвизгнула – от боли и от досады.

В это время раздался орудийный выстрел. Расчет открыл огонь по приближающимся танкам. Звякнула стреляная гильза, внутри дота запахло сгоревшим порохом и гарью, густые клубы дыма окутали крохотное пространство. Маша недовольно поморщилась и постаралась закрыть собой Митю, одновременно понимая, что все ее усилия укрыться от удушливого смрада тщетны.