Сергей Барабаш - Степень риска (сборник)

Васин, придерживая полевую сумку, побежал к головной повозке, отдавая на ходу распоряжения ездовым.

Пока сержант выполнял приказ командира, неожиданно хлынул дождь. Глухо зашумел вершинами лес, стало темно и прохладно. Все кинулись под деревья, но рядом были только сосны, и дождь прошивал их, как шрапнелью. Наконец по краям небольшой полянки нашли несколько елей, под густыми ветвями которых было просторно и сухо. Ездовые смогли даже повозки с лежачими ранеными приткнуть под этот природный навес. Титоренко устроился под огромной елью, бросив на толстый слой сухой хвои плащ-палатку. Сюда же с Васиным подошли обозники, отобранные начальником особого отдела. Их было восемь человек. Четверо – с немецкими МП-40, один с МГ, а остальные с нашими ППД. Кроме того, все они были увешаны гранатами, кинжалами, брезентовыми сумками с запасными магазинами. Особист явно перестарался.

Лейтенант оглядел свое воинство и молча вытянул у пулеметчика из-за голенища сапога короткий кинжал с широким лезвием. На лезвии были выбиты какие-то слова.

– Аллес фюр Дойчланд, – прочитал лейтенант вслух. – Все для Германии! – Титоренко усмехнулся, сунул кинжал на место и пригласил всех устраиваться прямо на земле.

Через полчаса дождь так же неожиданно, как и начался, прекратился. Небо заголубело, и солнце заиграло в бесчисленных дождинках, быстро подсыхающих на листьях и хвоинках деревьев. К этому времени рядом с лейтенантом, не считая Васина, остались только трое: пулеметчик и двое с дегтяревскими автоматами. Остальных Титоренко отправил обратно, даже не объяснив причину их появления в группе, приданной санитарному обозу, впрочем, так же как и причину возвращения их к своим прежним обязанностям.

Чем дальше уходил обоз от переправы, тем заметнее пустела дорога. Совсем перестали попадаться встречные машины. Прошло уже довольно много времени, как в попутном направлении, громыхая пустым расхлябанным кузовом, пронеслась последняя полуторка. На развилках некоторое время еще встречались стоящие в одиночестве «маяки», но и они в конце концов исчезли. Дорога совсем обезлюдела. Немецкая артиллерия, бившая с противоположного берега по лесу и дороге, прекратила огневые налеты и сначала перешла на беспокоящий огонь, а потом вообще замолчала.

Это сильно встревожило Титоренко. Он подозвал к себе Васина, тоже озадаченного затишьем, и они на ходу обсудили малопонятные им обстоятельства. Абсолютно ясно было одно: важными документами нельзя рисковать. Надежней было оставить обоз и двигаться самостоятельно, одной повозкой пробиваться по проселкам в штаб армии.

Ни лейтенант Титоренко, ни сержант Васин, намечая свои дальнейшие действия, не знали, что шоссе Могилев – Чаусы на пути их движения уже перехвачено частями 3 й танковой дивизии немцев, что и было причиной отсутствия всякого движения на дороге. Танковая группа Гудериана частями 24 го танкового корпуса форсировала Днепр южней Могилева в районе Быхова. Севернее Могилева в районе Шклова через Днепр переправились части 29 й мотодивизии и 10 я танковая дивизия. Танки этой дивизии после форсирования Днепра у поселка Горы повернули на юго-восток, в сторону Мстиславля, и глубоко обошли Чаусы. К этому времени командующий 2 й танковой группой генерал Гудериан уже успел перенести свой командный пункт на восточный берег Днепра, шестью километрами юго-восточнее Шклова.

Лейтенант Титоренко даже не подозревал, что он со своими подчиненными фактически находится в глубоком тылу группы армий «Центр» и что санитарный обоз медленно втягивается в мешок окружения…

С опушки леса, где вскоре после разговора с Васиным лейтенант остановил обоз, в синеющей дали хорошо просматривался Днепр. Титоренко вышел в голову обоза, поднялся на ближайший пригорок обочь дороги и вынул из чехла бинокль. Сквозь сильную оптику Днепр казался почти рядом. В мерном течении реки и установившейся тишине было что-то завораживающее. Открывшиеся в знойном дрожащем мареве просторные днепровские дали с тихими речными заводями и лиманами, с заросшими кустарником песчаными пляжами, с желтеющими от зноя низко припавшими к воде деревьями навевали острую тоску.

Лейтенант оторвался от бинокля и вдруг замер, прислушиваясь. В тишине возник тонкий звенящий звук авиационных моторов. Этот звук нарастал и грубел, и вдруг со стороны высокого противоположного берега, чуть не касаясь вершин сосен, вымахнула тройка «мессершмиттов». Истребители с нарастающим ревом, стремительно приближаясь, неслись в сторону повозок и вдруг резко взмыли вверх, врезаясь в голубизну неба.

– «Мессеры»! – дурными голосами запоздало закричали в обозе. Лошади шарахнулись, и, чуть не переворачивая, потащили пароконки от дороги.

Титоренко укрылся под высокой развесистой сосной, стоящей далеко на отшибе, и безуспешно пытался разглядеть в бинокль тройку удаляющихся истребителей.

– Не лезьте под ориентир! – закричал из густого кустарника сержант Васин и призывно махнул рукой. – Идите сюда.

Лейтенант поспешно перебрался к сержанту. Васин вопросительно посмотрел на него:

– Может, уже пора делить обоз?

Исполняя распоряжение командира, Васин подошел к повозке, где метался в жару Резунов. Коротко постанывая, он пытался поудобнее пристроить распухшую ногу.

– Никак у меня… антонов огонь… приключился, – с трудом переводя дыхание, сказал он наклонившемуся над ним Васину. – Вот, оказывается, как все просто.

– Что «просто»?

– А все. И жизнь, и смерть. В общем, все просто… – На несколько секунд уловив лихорадочно блестевшими глазами ускользающий взгляд Васина, он откинулся на дно повозки и попросил: – Ты вот что, оставь-ка мне гранату, – заметив на лице Васина тень сомнения, он горько усмехнулся: – Оставь, оставь. Не жалей, – он положил свою горячую ладонь на руку приятеля и еще раз повторил: – Оставь, не жалей. Ни меня не жалей, ни «лимонки»! – Он вздохнул и закрыл глаза.

Когда Титоренко вернулся к обозу, Васин уже освободил от раненых один из санитарных фургонов и, не теряя времени, инструктировал, в рамках необходимого, бойцов, прибывших от особиста. Все трое были частично освобождены от излишеств вооружения – «излишества» были сложены в фургоне.