Сергей Барабаш - Степень риска (сборник)

Митрофаныч не соврал: болото в указанном им месте оказалось хоть и с трудом, но проходимым, даже для повозки. На противоположный берег группа вышла удачно – до дома лесника оказалось совсем недалеко. Усталые, грязные и мокрые бойцы выбрались на сухое и без команды расселись на траве. Зина с Митрофанычем устроились на повозке.

– Можно покурить, – запоздало скомандовал лейтенант и первым вынул сигареты. Васин, усевшись рядом с лейтенантом, достал кисет и протянул его командиру. Титоренко молча сунул обратно в карман смятую сигаретную пачку и стал мастерить самокрутку. Несколько минут сидели молча, потом лейтенант, докурив и не поворачиваясь к Васину, сказал вполголоса:

– Возьмете с Деевым Митрофаныча и пройдете вперед, в дом лесника. Митрофаныч лесника знает. Посмотрите на предмет возможной ночевки в доме. Ясно?

– Ясно, товарищ лейтенант. – Васин встал.

– Да, вот еще, – лейтенант, не поднимаясь, хлопнул сержанта по сапогу, – узнаешь, можно ли в доме или рядом наши трофеи припрятать, если что, пообещай леснику лошадей, все равно их с собой через фронт не попрешь. Только осторожно. На месте сориентируйся. Время сейчас такое, что не каждый с военными связываться захочет. Ясно?

– Понятно, товарищ лейтенант.

Через несколько минут сержант с Деевым и Митрофанычем скрылись в лесу, а Титоренко подошел к повозке.

– С Митрофанычем давно знакомы? – спросил он у девушки и подсел рядом.

– Давно. Сколько себя помню. Соседи мы.

– И куда вы теперь?

– Как «куда»? – Зина удивленно посмотрела на лейтенанта. – С вами, конечно. Назад нам уже нельзя.

Настал момент удивиться лейтенанту. Такой поворот событий его не устраивал.

– С нами? Мы ведь пойдем через линию фронта. Далеко это и опасно.

– И что?

– Как это «что»?

– Не понимаю я вас, товарищ лейтенант. Вы что, бросить нас собираетесь? – Зина отодвинулась от Титоренко. – Мы что – несоветские люди?

– Почему «несоветские»? – Титоренко смутился и пожал плечами. – Только в пути, наверное, и стрелять придется, сами понимаете.

– И что?

– Что вы заладили, «и что, и что?», – Титоренко соскочил с повозки и возмущенно повысил голос, – вы с Митрофанычем гражданские лица! Гражданские, и этим все сказано!

– И что? Красная Армия гражданских уже не защищает? Себя только? – Зина тоже соскочила с повозки и возмущенно повысила голос: – Вам не стыдно? Вам что, совсем не стыдно, товарищ лейтенант? Вы хоть понимаете, что вы говорите? Если вы такой умный, то идите и прогоните немцев из Могилева! – Зина указала рукой в сторону города. – Идите, идите! Тогда и мы домой вернемся!

Губы ее кривились от обиды, маленькими исцарапанными ладошками она закрыла заблестевшие от слез глаза и опустилась на траву, поджав под себя ноги. Автоматчики сразу отошли подальше от повозки и снова закурили. Когда из ближайших кустов показался сержант, Зина еще всхлипывала.

– Ну как там, все нормально? – спросил его лейтенант, явно обрадовавшийся возможности не продолжать разговор с плачущей девушкой. – Можно идти?

– Можно. Все в порядке. Давайте собираться, – ответил Васин. – Только побыстрее, Митрофаныч с Деевым у дома лесника остались.

Бойцы подхватили оружие и подошли к повозке. Сержант разобрал вожжи и сел на место ездового.

– Поехали! – сказал лейтенант и хлопнул лошадь ладонью по крупу.

Лесник лейтенанту не понравился. Это был кряжистый невысокий мужчина неопределенного возраста с квадратной, побитой сединой русой бородой. Когда Титоренко с бойцами и лошадьми прошел через проем тяжелых ворот, лесник встретил их угрюмо и, посмотрев исподлобья на лейтенанта, не удосужился поздороваться. Титоренко затрясло от неожиданной злости, и он задыхающимся голосом спросил:

– Что не весел, хозяин? Видно, не рад нам? – Лейтенант стоял напротив лесника, положив вздрагивающие руки на висящий поперек груди автомат.

– Молод ты меня учить, – кому радоваться, а кому нет, – спокойно ответил лесник.

Не обращая больше внимания на лейтенанта, он повернулся к Митрофанычу и сказал:

– Лошадей распрягите, пускай отдохнут. Насчет обеда я распорядился. С ней, – кивнул он на стоящую у него за спиной миловидную, закутанную в легкий платок женщину, – с ней все решите.

– Все понятно, – ответил Митрофаныч и укоризненно посмотрел на лейтенанта. – А обедом займется Зина, – добавил он. – Зина, иди сюда! – махнул Митрофаныч рукой. Зина соскочила с повозки и подошла к Митрофанычу, тот что-то прошептал ей на ухо, подтолкнул к стоящей за спиной лесника женщине и повернулся к Титоренко.

– Товарищ командир, пойдемте, я все объясню, – сказал он и пошел к лошадям.

– Митрофаныч! – Титоренко покраснел от возмущения. – Ты что это раскомандовался? Кто, в конце концов, командир?

– Вы командир, товарищ лейтенант. Кто же спорит? – улыбнулся Митрофаныч. – Только командир вы для своих подчиненных. Мне тут Зина успела шепнуть, что мы с ней, оказывается, гражданские лица и жить и действовать должны по гражданским законам. – Митрофаныч больше не улыбался. – Насколько я понял, ни заботиться о нас, ни защищать нас вы не собираетесь, – сказал он. – Я правильно понял, а, товарищ лейтенант?

Казалось, что больше покраснеть уже нельзя, но Титоренко это удалось. А Митрофаныч между тем, не повышая голоса, продолжал:

– Так вот, в нашем положении действовать надо ни по военным, ни по гражданским, а по советским законам. Я лично так понимаю. Или я не прав, товарищ лейтенант?

– Может быть, вы и правы, – Титоренко перешел на уставное «вы» – но правы только на настоящий момент, пока мы в окружении. – Но, – Титоренко запнулся, – если мы о дисциплине и субординации забудем…

– Никто не собирается о дисциплине забывать, – перебил лейтенанта Митрофаныч, – однако помнить надо, что не народ для армии, а армия для народа существует. А вы? А вы в чужой дом пришли и не поздоровались. Мало того, так вы еще на хозяина голос повысили, хотя он и слова в ваш адрес не сказал. На Руси испокон веков гость первым хозяина приветствовать должен и уважительно с ним разговоры вести. Иначе запросто могут взашей вытолкать.

– Я ему вытолкаю! – Титоренко опять вспыхнул.

– Ну вот, – Митрофаныч сокрушенно покачал головой, – я ему за здравие талдычу, а он опять за упокой, – и в сердцах сплюнул. – У лесника, кстати, его Кузьмичом кличут, сын добровольцем в армию ушел. Это вам о чем-нибудь говорит? А вас обида гложет – не поздоровался, видите ли, с вами первым. Извините, товарищ лейтенант, я хороших людей сразу замечаю и вас как раз к хорошим людям отношу, но мальчишка вы еще. Думаете, если автомат на грудь повесили, так с вами каждый первым здороваться будет? Уверяю вас – не будет! Да вы и сами не будете.